Трубач фальшиво взял ноту, загремела дробь ударника. Смуглянка принялась разминаться, покачивая бедрами. Вячеслав задумчиво катал шарик хлеба. Евгения чувствовала, мысли его те же, что и ее, мучительно просящиеся наружу. Она угадывала, что он может сказать и, упредив, поспешила спросить:
— Скажи, ты любишь свою жену?
Его глаза сузились до щелочек, и оттуда словно ударил пучок света — так ярко они вспыхнули.
— Единственное, в чем мне и повезло в жизни, так это с женой.
Евгения не сомневалась в его правдивости. Ей стало радостно и тревожно. Она не могла понять, что бы это могло быть. Вячеслав будто отдалился, стал вновь недосягаемым, и тонкие было связавшие их нити оборвались, не выдержав напряжения.
«Я ревную его…» Евгения опустила глаза, испугавшись, что они выдадут ее.
Парни на сцене разом грянули на своих инструментах, и черноволосая красавица пустилась в пляс, обнажив загорелые ноги.
Вячеслав хотел налить вина, но Евгения воспротивилась.
— Не надо, мне и так хорошо. А тебе?
— Мне тоже.
Ансамбль исполнял танго.
— Потанцуем? — предложил Вячеслав.
Она было согласилась, потом раздумала.
— Слишком много для одного дня.
Солистка без музыки отрабатывала номер. Парни тихо беседовали о своем. В зале заметно потемнело.
— Ты не забыл вчерашний разговор?
— А-а,
— Что же это может быть, тем более у мужчин? — рассмеялась Евгения.
На его посерьезневшем лице четко обозначились запавшие щеки.