— Болтун, враль, и не моргнет даже, а я сижу, как дура.

— Сама же допытывалась, — оправдывался Вячеслав.

— Попробую-ка я сказать. — Евгения откашлялась. — Прежде всего за тебя, за таких как ты, и за то, — голос ее дрогнул, — чтобы когда-нибудь мы встретились вновь.

— Принимается, — сказал Вячеслав. — Думаю, тогда капитан этой посудины учтет важность события и к изысканным деликатесам, что мы заказали, добавит хотя бы хвостик селедки.

— Обжора.

Парни уносили музыкальные инструменты. Смуглянка переоделась, расхаживала в брюках и черной с широкими плечами блузе.

Подошел официант, учтиво осведомился, сколько еще пробудут молодые люди. Евгения спохватилась.

— Мы уходим.

Официант щелкнул костяшками счет.

— Попрошу уплатить.

Вячеслав стал лазить по всем карманам, но не выудил и копейки.

— Кажется, я где-то оставил кошелек, — растерянно пролепетал он.

— Поищите лучше, — елейным голосом произнес официант, явно мстя клиенту за его недавний розыгрыш. — Мы подождем.

— Слава, я заплачу. — Евгения расстегнула сумочку, свысока заметила официанту. — Лично нам некогда ждать…

«В „Бригантине“ мы пробыли около трех часов. И покидаю я ее совсем другой. Я вся наполнена ликованием. Наверное, это отражается на моей физиономии. Во всяком случае, пока я спускаюсь по ступенькам, Слава придерживает меня за локоть. Он что-то говорит, одновременно запахивая шарф. На худой мальчишечьей шее пульсирует голубая жилка…»

Евгения отрешенно смотрела в окно, словно заново переживала те минуты. Оказывается, отдельные моменты она помнила до мельчайших подробностей. Но голубую жилку — особенно. Она билась неестественно часто, гораздо чаще сердца, чьи удары сладостно распирали грудь…

— Девушка, а где тут море? — озорно крикнул Вячеслав.

Вопрос послужил как бы сигналом. Они опять безудержно хохотали, гонялись друг за другом, вызывая понимающие улыбки прохожих.