Итак, завести роман в Риме оказалось не так-то просто. Герцог, с которым Гёте делился своими переживаниями, по-видимому, советовал ему обратить внимание на натурщиц, на что Гёте отвечает: «Девушки, или, вернее, молодые женщины, работающие у художников натурщицами, порой очень милы и настолько любезны, что позволяют любоваться и наслаждаться собою. Это могло бы стать кратчайшим путем к любовным утехам, если бы французские веяния не поставили под угрозу и этот рай»[951]. Страх заразиться «французской болезнью» нашел отражение и в «Римских элегиях».

Уже во время первого пребывания в Риме с начала ноября 1786 года до конца февраля 1787 года Гёте завел множество друзей. Среди них следует особо упомянуть знаменитую своей поразительной творческой плодовитостью художницу Ангелику Кауфман. Будучи старше Гёте на несколько лет, она успела разбогатеть благодаря своим картинам, отвечавшим интересу современников к классицизму. Кауфман уже несколько лет проживала со своим мужем-итальянцем, также живописцем, в Риме и могла познакомить Гёте с итальянскими художниками. Когда Гёте уехал, она писала ему: «День Вашего отъезда – один из самых грустных дней в моей жизни»[952]. У Ангелики он проводил воскресные дни, в ее экипаже совершал прогулки по окрестностям Рима, ей он читал свои неопубликованные произведения, а она давала ему уроки рисования. Кауфман написала его портрет, который, впрочем, по мнению самого Гёте, вышел не совсем удачным. «Получился красавчик, но со мной – ни капли сходства»[953].

Другом Гёте стал и Тишбейн, проживавший с ним в одной квартире и сопровождавший его в путешествии в Неаполь. О нем Гёте пишет в письме герцогу: «Столь чистого, доброго и в то же время умного и образованного человека я больше не встречал»[954]. Когда Тишбейн чуть позже отказался от совместной поездки на Сицилию, Гёте сильно расстроился. Он не мог смириться с тем, что у значимых для него людей были и другие обязательства. У Тишбейна были заказы, которые следовало выполнить в срок, и поэтому, в отличие от финансово обеспеченного Гёте, он не всегда мог проводить время так, как ему заблагорассудится. Все еще раздосадованный, Гёте пишет о Тишбейне: «В целом с ним легко ужиться, но есть у него одна странность, которая со временем начинает раздражать. За что бы он ни брался, все оставлял в состоянии некой неопределенности, вследствие чего он, сам того не желая, часто вредил и досаждал другим»[955]. Большой живописный портрет Гёте («Гёте в Кампанье») был закончен тогда, когда недопонимание уже омрачило их дружбу. Несмотря на это, портрет Гёте понравился, и он увез его с собой в Веймар.