Смерть Шиллера, смерть Анны Амалии и смерть матери – уход этих близких людей побудил Гёте обернуться назад и в конечном итоге написать автобиографию. В третьей части Гёте пишет о еще одной кончине, ознаменовавшей собой завершение целой эпохи. 20 января 1813 года умер Виланд.

Тридцать семь лет – больше половины человеческого века – они прожили бок о бок. Когда-то давно Гёте, еще не избавившись от юношеской задиристости, высмеял Виланда, который был старше его на пятнадцать лет и к тому моменту уже знаменит, в своих сатирических стихах как натуру слабую и беспомощную, но осмелившуюся поучать античных титанов. Однако еще до переезда в Веймар Гёте приложил все усилия, чтобы добиться прощения за свою шутку. В Веймаре он быстро завоевал сердце Виланда. Тот называл его «превосходным человеком» и признавался, что совершенно в него «влюбился»[1506]. С Виландом Гёте никогда не связывала столь же крепкая дружба, как их дружба с Гердером, но зато между ними не было и драматичных перепадов между близостью и отчуждением. Их отношения всегда оставались ровно доброжелательными. Виланд восхищался Гёте, не завидуя ему, а Гёте относился к Виланду с почтением и безоговорочно ему доверял. Он видел в нем человека большой внутренней свободы, живого ума и твердых принципов. Для своей длинной речи, посвященной памяти Виланда и впервые произнесенной на собрании масонской ложи, Гёте находит трогающие за душу слова. «Этот остроумный человек любил играть собственными мнениями, но – и я могу призвать в свидетели всех своих современников – никогда не играл своими убеждениями. Благодаря этому он приобрел множество друзей и сумел их сохранить»[1507]. Этим замечанием Гёте хотел опровергнуть утвердившееся предубеждение, будто Виланд был человеком легкомысленным, ненадежным и отличался не умом, а разве что остроумием. Превыше всего Виланд ценил свою свободу – для него она была основой творчества. Гёте особенно ценил в Виланде то, что он признавал достоинства других авторов, поддерживал их, но в то же время не боялся сказать правду в глаза даже друзьям, если те, на его взгляд, заслуживали критики. Гёте столкнулся с этим на собственном опыте – его слабые революционные пьесы не произвели на Виланда никакого впечатления, поскольку в политических вопросах он разбирался гораздо лучше. В своей речи Гёте прославляет политический разум Виланда, признаваясь, что всегда «с восхищением» наб людал, «с каким вниманием он следил за стремительно сменяющими друг друга событиями современности и с какой мудростью он всегда поступал как немец и как думающий, неравнодушный человек»[1508].