Так совпало, что когда в ноябре 1812 года Гёте размышлял об отвращении к жизни, пережитом им лично и в то же время отражавшем особенности современной ему эпохи, он получил от своего друга Цельтера известие о самоубийстве его приемного сына. Цельтер был в отчаянии и с большим трудом пережил эту утрату. Так переплелись прошлое и настоящее, рассказанное время и время рассказа.

В теме религии прошлое снова пересеклось с настоящим. Гёте в своем жизнеописании неоднократно обращается к этой теме, причем не только тогда, когда речь идет о роли религии в те или иные периоды его жизни, но и тогда, когда нынешнего Гёте волнуют и заставляют задуматься определенные религиозные вопросы. Так, например, в 1811 году он вел долгие, обстоятельные беседы со своим новым другом Сюльпицем Буассере, коллекционером старонемецкой живописи и пламенным католиком, о духовном мире католической церкви, что, в свою очередь, побудило его прочесть трактат Шатобриана «Гений христианства». По прочтении этой книги у него сложилось более доброжелательное отношение к культовой стороне католицизма. Критику скудности протестантизма – «на долю протестанта приходится слишком мало таинств»[1489] – и апологию жизни в лоне католической церкви он помещает в главу о лейпцигском периоде своей жизни, где им, казалось бы, совершенно не место. Но, как бы то ни было, эти рассуждения позволяют ему высказать то, что он хочет сказать о религии и повседневной религиозной жизни уже в нынешнее время: если уж религия, то выразительная, яркая, торжественная, с таинствами, имеющими непосредственное отношение к жизни человека.

На время написания «Поэзии и правды» приходится и спор со старым другом Якоби, заставивший Гёте еще раз прояснить для себя свое отношение к религии. Эти размышления также нашли отражение в автобиографии.

Якоби отослал Гёте свой трактат «О божественных вещах и их откровении», где доказывал идею о том, что бога ни при каких условиях невозможно познать из природы. «Человек обнаруживает Бога благодаря тому, что духом он возносится над природой»[1490], – пишет Якоби. Эта идея была диаметрально противоположна позиции Гёте, которому даже казалось, что его друг написал эту работу в опровержение его собственных взглядов. Разозленный этим выпадом, он пишет Кнебелю – еще одному своему давнишнему другу: «Кому не взять в толк, что дух и материя, душа и тело <…> суть неотъемлемые парные составляющие Вселенной и будут ими и впредь, <…> кому не дотянуться умом до этой идеи, тот, по всей видимости, уже давно <…> разучился думать»[1491]. Якоби, пишет он дальше, на протяжении многих лет мучил его своими религиозными вопросами, и сам виноват в том, что теперь «его седая голова бесславно теряет рассудок»[1492].