Я не виделась с Тедом наедине с тех самых пор, как прибыла в Майами, хотя и оставляла в тюрьме послания для него с моим телефонным номером. Не знаю, получил ли он их, а если получил, то позволили ли ему позвонить. Возможно, ему просто больше нечего было мне сказать. Поэтому я не могу судить, был ли он действительно дееспособен. Сложно сказать, было ли его намеренное расшатывание команды защиты привлечением внимания или свидетельством того, что он больше не был способен на рациональное поведение, будучи пораженным некой эгоманией, которая победила в нем все – даже инстинкт самосохранения. Я смогла наблюдать его только в зале суда, где он, казалось, был нацелен на окончательное саморазрушение.

  Тед продолжал унижать своих защитников, наказывая их за то, что они не давали ему бо?льшую возможность влиять на процесс:

  – Я изо всех сил пытался быть уступчивым. И мы здесь, скорее,обсуждаем проблему того, что адвокаты не способны поделиться частью своей власти. Возможно, мы столкнулись с проблемой профессиональной психологии. Адвокаты столь ревниво относятся к власти, которой они обладают в зале суда, что боятся поделиться ею с подсудимым. Они чувствуют такую неуверенность в собственных силах, знаниях и опыте, что боятся кого-то, в такой же степени компетентного, кто мог бы принимать участие в процессе защиты.

  На это Коварт мягко заметил, что адвокаты Теда сдали все требующиеся экзамены и имеют дипломы юридических факультетов.

  – Я ни при каких обстоятельствах не отдал бы себя в руки нейрохирурга, у которого за плечами всего полтора года учебы на медицинском факультете. Уверен, что и вы тоже этого не сделали бы.

  На деле, конечно, защитники Теда были вовсе не так опытны. Коварт часто поправлял их, помогая точнее сформулировать вопрос. Большая часть проводимых ими перекрестных допросов была утомительной, банальной и тупиковой. Но с другой стороны, разве можно было сравнить Симпсона и Маккивера с такими звездами адвокатуры, как Мелвин Белли и Ф. Ли Бейли.

  Суд над Банди с самого начала отличался какой-то уникальной посредственностью. Исключением был только судья. Если бы Тед смог сработаться со своими адвокатами, вместо того чтобы постоянно конфликтовать с ними, у него могла бы быть неплохая защита. Им удалось отвергнуть свидетельства с «записью фантазий», свидетельства по поводу маски из Юты, исключить из рассмотрения его прошлые преступления и побеги из тюрьмы. Несмотря на определенные ошибки с их стороны, они могли бы спасти его, если бы он им это позволил.

  Входя в финальную стадию процесса, представители прессы продолжали делать ставки на его исход. Но уже создавалось мистическое ощущение, что происходит нечто такое, что уже невозможно остановить. Тед говорил о «несущемся поезде», и это задело некую струну, спрятанную глубоко в тайниках моей памяти. Над исходом данного процесса никто из нас уже не имел власти. Истина была потеряна где-то среди игр, ритуалов, пустых фраз и не менее пустых споров, сделанных для прессы заявлений и заметок для протокола.