стоянии испытывать точно такие же чувства и таким же самым образом, как это происходит у других.

Только вы знаете о ваших чувствах. И только я знаю о моих. Да и то ни у одного из нас нет настоящей ясности в данном вопросе.

Но если мы сможем говорить друг с другом о нашем внутреннем естестве, то мы обретем способность точнее сравнивать себя с окружающими, понимать, кто мы такие, и принимать себя такими, каковы мы есть. И да поможет нам иметь дело друг с другом — и с теми, кто нам близок.

А посему я расскажу вам о своих чувствах, и, возможно, это поможет вам яснее увидеть ваши.

w _

В действительности мы не растем

Значительная часть моей эмоциональной направленности сформировалась на весьма ранней стадии жизни. Чем дольше я живу, тем большее впечатление производит на меня это обстоятельство. Теперь, когда я уже давно стал закаленным и много повидавшим на своем веку взрослым человеком, мне кажется, что я должен был столь же давно перерасти свою детскую природу. Но этого со мной не произошдр. А теперь я знаю, что уже и не произойдет.

Все мое детство было борьбой за обретение дружбы, любви и признания. В стайке детей — точно так же, как среди желторотых цыплят — устанавливается четкая иерархия. Кто самый умный, самый веселый, самый сильный, самый ловкий или самый популярный? Кто сможет пробежать до забора быстрее всех, бросить камень дальше всех, задержать дыхание дольше всех или выиграть больше шариков, чем кто-либо другой²⁷⁴?

В этих состязаниях я не был на вершине, в первых рядах. Но основная масса других детей показывала примерно такие же результаты и реагировала так же, как я. В этом возрасте ребята не говорят о чувствах собственной неадекватности либо второсортное™, а уж гем более о своей неполноценности. Так что время от времени у меня возникало такое ощущение, как если бы я был одпн-одпнешенек во всем мире.

Подобно тому, как бывает, когда ударят ушибленную руку', так и всякая критика, отторжение, неудача или упрек лишь усиливали это убеждение, Я старшая не показать его и не позволить окружающим увидеть воине подобные чувст ва, поскольку они казались мне постыдными или, по меньшей мере, признаками слабости, короче говоря, доказательства-

ми, являющимися возможными обоснованиями того, что я и не заслуг вал быть лидером.

Поэтому я изо всех сил цеплялся за каждое проявление любви признания, вроде замечания Дженни Мэрфи, моей учительницы глийского языка в восьмом классе, которая высказала предположение что я вполне мог бы писать.

«Ты немного похож на Авраама Линкольна, — сказала она. —Умеецд, много сказать несколькими словами». Минуту спустя она продемонсгр,,. ровала свою осведомленность о том, что я был одним из мальчиков, которые на Хэллоуин опрокинули уборную у нее во дворе. Какая потрясал} щая женщина! За все шестнадцать лет, что я посещал школу и колле®, она была единственным преподавателем, которая сказала хоть чц. нибудь хорошее о моих способностях к учебе.