Все пусть делают, что хотят. Там, вовне, за пределами Резиденции и апартаментов Мудрейшего. Пусть валяются на мягком мохнатом полу в своих скучных, скругленных первослойных каморках, среди вязкой, пружинистой и безопасной мебели, пусть жиреют и спят, пусть не моются по нескольку суток, погруженные в социо… У Мудрейшего все не так. У него интересно. У него все как в древности — деревянная твердая мебель и крытый паркетной доской твердый пол. У него разноцветные мягкие пуфики, чтобы сидеть. У него на стенах картины — настоящие, с застывшими струпьями масляной краски, писаны на заказ: три пейзажа (лес, море и горы, красоты первого слоя), изображения диких животных… У него пианола — на ней можно создавать музыку в первом слое. У него библиотека — семь настоящих бумажных книг, пропахших тленом и плесенью… Только ей было все равно. Она ложилась куда придется на твердый пол и пересаживалась на пуфик, только если он напоминал. Она не трогала пианолу (зачем? у меня есть программа «чудо-композитор»), не рассматривала картины, не открывала бумажные книги. Ей не нравилась дубовая мебель — слишком много опасных твердых углов, от них синяки («А ты смотри, куда идешь, милая!» — «Что, каждый раз?!»)… В первом слое ее интересовала только лаборатория. Эти ее термиты. С людьми по-прежнему не получалось, а вот термиты давали фантастический результат — до двенадцати погружений…

— …Чем занимаешься? — спросил он, хорошо зная, что этот вопрос ее раздражал. Социо — личное. Спросить такое — все равно что потребовать пароль от почтового ящика. Но сейчас ему годилось и ее раздражение — все, что угодно. Все, что хоть как-то могло заглушить это тоскливое чувство чего-то забытого.

— Смотрю Позорные Паузы, — неохотно отозвалась Клео. — Только что перестала та женщина, Роза…

— Давай вместе посмотрим. — Он вывел «Кристалл» из сна.

— Нет, изоп! — Она села на корточки и обняла руками колени. — Мне хватает того, что здесь. Ты хоть в курсе, что теперь эти паузы транслируют принудительно? Каждый день, по пятнадцать минут, мне приходится смотреть, как они уми…

— Клео!

— Как они умирают! Что, не нравится слово? — ее голос сорвался на крик. — Запрещенное? Зато очень подходит. Они именно умирают, задыхаются, подыхают под стеклянными колпаками! Ты не знаешь, не чувствуешь, ках они перестают, — этот твой изопный «Кристалл» показывает только картинку! А я — там!.. — Она закрыла уши руками, словно не хотела слышать собственный крик. — Каждый день пятнадцать минут вместе с ними! И плевать мне на положительную динамику!