Светлый фон

Микмак достал коммуникатор, волшебным образом оказавшийся в его кармане. Полицейские, принимавшие его в участке, вернули гаджет. Судя по всему, никто не удосужился даже проверить список номеров в памяти. Собственно, именно этим и занимался сейчас Микмак – номер в списке был всего один. Нет нужды сличать цифры, чтобы понять, что это незарегистрированный коммуникатор Ромеро.

Внизу экрана, в правом углу, траурного вида крестик возвещал об обрыве сетевого соединения. В этой глуши до сих пор проблемы с Сетью? Похоже на то.

Микмак снова смотрел на ту фотографию. Размытое пятно на фоне… Нет, он, похоже, никогда не видел этого человека. Или…

Зачем ты обманываешь себя?

Зачем ты обманываешь себя?

Сухой стук осыпающихся камней и крупных кусков штукатурки, почти не слышимый на фоне громко выкрикивающего что-то непонятной скороговоркой раввина. Микмак невольно перевел глаза с бородатого старика, брызжущего слюной, туда, откуда доносился этот звук. Белесая пыльная куча медленно шевелилась и неспешно приобретала очертания человеческой руки. Весьма грациозной, с узкой красивой ладонью женской руки.

Раввин, заметив, что Микмак не смотрит на него, внезапно умолк. И тоже посмотрел на шевелящуюся кучу.

Нет, осыпавшейся штукатурки оказалось не так уж и много. Просто всё тело женщины покрывал столь густой слой каменной пыли и побелки, что заметить её на фоне разгрома, царившего теперь внутри Староновой синагоги, было почти невозможно.

Женщина закашлялась, потом резким движением сбросила с себя камни. И поднялась на ноги. Раввин кивнул ей, возможно, – Микмак не понял – даже улыбнулся, и, повернувшись к Микмаку, продолжил свое непонятное громоподобное бормотание.

Женщина была туристкой. Одной из группы, которую ринулся спасать Микмак с ребятами. Ребят больше не было. Равно как всех остальных туристов – женщина оказалась единственной уцелевшей. Да, совершенно точно, теперь Микмак видел такие же белые, будто поверженные статуи, тела этих остальных с хорошо различимым расплывающимся красным по белому.

Женщина выглядела озабоченной.

Да нет же, она была зла. Очень зла, до чёртиков!

Да нет же, она была зла. Очень зла, до чёртиков!

Она наклонилась к раввину и сказала что-то на непонятном языке. Похоже, на том же, на котором бормотал старый еврей. Раввин запнулся, будто подавившись, и, недовольно сжав губы, согласился.

С чем?!

С чем?!

Женщина достала откуда-то из складок одежды коммуникатор, протерла, насколько это было возможно в этом хаосе, экран и, быстро набрав номер, повернула его. Микмак на секунду – до того, как его взгляд прочно припечатался к цифрам на экране, – встретился с ней глазами. Холодные, пронзительные, темные, они смотрели на Микмака, прожигая в нём дыры. Эта женщина знала, чего хочет. И хотела она того, о чем знала, очень сильно.