– Позвони по этому номеру, когда придет время…
Но ведь что-то же она сказала!
Микмак моргнул, и перед глазами снова проявилась маленькая фотография на экране оставленного Стариком коммуникатора, сделанная больше пяти лет назад. И размытое пятно на ней.
Та самая женщина. Туристка из Праги.
Мало ли в Староновой синагоге бывает туристов-евреев? Многие из них, скорее всего, знают иврит. Или идиш? Или чёрт-те что еще.
Он не помнил того, что сказала эта женщина. Она говорила тихо, не отрывая взгляда от глаз Микмака. Раввин всё это время что-то ворчал, а потом, когда она замолчала, снова заорал во всё горло. Он кричал до тех пор, пока из разбитых и проломленных окон не появились бойцы его, Микмака, подразделения.
Микмак ничего не помнил. Почти ничего, словно всё это происходило во сне или вообще – не с ним. И номер… Он думал, что этот номер он нашел в записной книжке собственной «балалайки». Но «балалайки» теперь не было в затылке, а цифры он прекрасно помнил. И память подсказывала, что однажды он уже звонил туда – ответил какой-то странный тип, который ничего не смог понять и наорал на Микмака.
Ромеро наверняка фиксирует каждый его звонок. Пускай, пытаться сбежать бесполезно: Старик всё продумал, он знает о каждом шаге Микмака. Какая тогда разница, узнает ли он еще и этот номер. Тем более что и сам Микмак не знает, куда звонит.
– Да?
На звонок ответили сразу, буквально через секунду после того, как Микмак набрал последнюю цифру. Микмак вспомнил перечеркнутую пиктограмму сетевого подключения и, оторвав коммуникатор от уха, посмотрел на экран. Теперь сигнал появился снова.
Голос звучал настороженно, ответивший мужчина явно ждал какого-то другого звонка.
– Меня зовут Михаэль, – представился Микмак.
– Очень приятно, – бросили в ответ, и по этим словам было ясно, что собеседнику нисколько не приятно то, что его зовут Михаэлем. Но вызов, однако же, не сбрасывали.
– Я не знаю, зачем звоню вам, но… – Микмак сбился.