— Меня сделал бессмертным бог.

— Или вы не прожили столько, сколько я… — Грязнов посмотрел в стакан собеседника. — Вы совсем не пьете.

— Я хотел бы перейти к делу.

Разговор, конечно, любопытный, но сидеть в чужом капище дольше, чем это необходимо, генерал не собирался.

— Торопитесь? Или вам неприятно мое общество?

— Кто третий? Кого вы называете Он, Кирилл?

Грязнов ответил китайцу улыбкой и предложением:

— Хотите, я расскажу, что делал здесь, уважаемый Ляо? Я ведь пришел в Храм не только для того, чтобы ваши шпионы засекли толстого мужика с мемуарами Урзака под мышкой. У меня было дело.

— Расскажите.

Возможно, это важно.

— Я тесал камень, уважаемый Ляо, — поведал Грязнов и кивнул на разбросанные инструменты.

— Ссадины на ваших руках. Я помню.

— Я тесал тот самый камень, который был душой Храма. Тот самый камень, который был смыслом. Камень, с которого говорили с богами. Я тесал его, придавая новую форму. — Взгляд и голос Кирилла стали гордыми. — Мне было позволено сделать это, уважаемый Ляо. Именно поэтому вы встретили здесь только меня: Макс осквернил бы церемонию своим присутствием, а Он почувствовал бы сильную боль. Он до сих пор крепко связан с Последним Храмом.

— Камня нет, — заметил китаец.

— Его увезли буквально перед вашим появлением.

— На Станцию?

— Ага.

— Там будет новый Храм?

— Новый Храм уже существует, а там, на Севере, будет Станция. — Стакан Грязнова вновь опустел, и он вновь его наполнил. — Но вы отвлеклись на прагматичные вопросы, уважаемый Ляо, а у нас не так уж много времени. Подумайте над моими словами, над тем, что я только что рассказал.

— О новом Храме?