Светлый фон

— Хорошо, — вздохнул Мертвый и демонстративно взглянул на золотые наручные часы.

Кауфман, единственный из присутствующих, не был подключен к сети, не вживил себе «балалайку», а потому был вынужден пользоваться суррогатами: часами, коммуникатором.

— Если тебя свалят, у нас возникнут серьезные проблемы, — пробурчал Старович.

Ему было немного стыдно за проявленную несдержанность.

— Любой Анклав — это пороховая бочка, — негромко начал Кауфман. — Подавляющая масса жителей мечтает ворваться в зону корпораций и разграбить ее. Там чистая вода и чистая еда, роскошные женщины и большие деньги. Там, в корпоративных зонах, в представлении большинства жителей Анклава, течет настоящая жизнь. И они, не задумываясь, убьют за нее. Убьют ради шанса войти в элиту.

— Но это невозможно!

— История знает немало примеров удачных революций. Восставшая чернь сносила правящую элиту и формировала новую власть. Разумеется, собственно чернь использовалась в качестве пушечного мяса и после кровавого пира возвращалась в исходное состояние…

— Вот именно! Неужели они не понимают, что дорогу наверх следует прокладывать способностями и талантом, а не трупами? — Старович помолчал, подумал и сам себя поправил: — Не только трупами.

— Гена, ты действительно думаешь, что все люди на Земле такие же умные, как ты?

— А во время беспорядков вообще никто не думает, — подал голос Холодов. — Некогда. Надо убивать.

— Мы не можем предотвратить бунты — недовольство своим положением естественно, — продолжил Мертвый. — Но мы можем управлять ситуацией, стравливать людей между собой. Аравию с Кришной. Урус с Шанхайчиком. В результате нападения на корпоративные территории происходят значительно реже, чем должны бы.

— Но при этом гораздо ожесточеннее, — заметил Холодов.

— Что дает нам право использовать при подавлении бунта любые средства, — с улыбкой закончил Кауфман. — А это, в свою очередь, приводит к уменьшению потерь среди безов.

— Жестоко, — после короткой паузы пробормотал Старович.

Главный казначей оружейной корпорации не страдал наивностью. Умный, циничный, блестящий профессионал, действиями которого восхищались лучшие финансисты мира, он был достаточно жесток, но в своей области. В битвах котировок и сражениях долгосрочных обязательств ему не находилось равных, на этих полях Старович считался Александром Великим, гениальным завоевателем, не знающим жалости к побежденным. Однако в вопросах настоящей войны Геннадий не был силен. Нельзя сказать, что высказывания Мертвого стали для Старовича откровением, но впечатление они произвели.