— Он убил Лунного Зайца. — Ляо помолчал и поправился: — Оно убило — Чудовище. А потом оно погубило коричневое дерево, которому боги повелели расти вечно. Мне показалось — простым прикосновением. Узкие листья дерева, прекрасные, словно вырезанные из тончайшего шелка, осыпались на вмиг пожелтевшую траву, изящный ствол стал черен, а нежное благоухание сменилось кислым запахом разложения.
— Да вы поэт, — негромко произнес Урзак.
Китаец провел рукой по гладкому подлокотнику кресла. Заурядный жест, однако Банум увидел, что Ляо нервничает. Прошедшие десятилетия не подернули старую историю дымкой равнодушия. Ляо по-прежнему переживал те события. Пылко. Эмоционально.
По-прежнему стоял посреди плато Аристарха, стремительно превращающегося в заурядную лунную поверхность.
— А потом рухнул дворец. Распался, как будто сложен был из детских кубиков. Растаял, словно кубики эти были сотканы из дыма. Исчез навсегда… — Голос китайца дрогнул, но он сумел справиться с минутной слабостью. — И над плато Аристарха вновь засияли звезды.
Чай давно остыл, но перемены не было — обслуге запретили входить в комнату до особого распоряжения, а сладкое китайское вино Урзак терпеть не мог. Он повертел в руке пустую чашку и осведомился:
— Скажите, уважаемый Ляо, вы видели, как именно Чудовище убило Лунного Зайца?
— Зачем вам?
— Это важно.
— Все произошло быстро. А я… — Ляо отвел взгляд. — Я кричал.
— Вам было страшно?
— Мне было больно. Само присутствие Чудовища оказалось невыносимым. Тысячи острых копий пронзали меня снаружи и тысячи разрывали изнутри. Я кричал, поскольку думал, что умираю. — Ляо помолчал. — А потом стал кричать оттого, что вспомнил, что не могу умереть. И память о последнем мгновении Лунного Зайца будет жить со мной вечно. — Еще одна пауза. — Я был в ужасе.
— Понимаю, — кивнул Урзак.