Кровь сочилась и у меня из плеча, ободранного об острые камни, когда я откатывалась в сторону. Но я осталась в живых, а мои противники – нет.
Кровь сочилась и у меня из плеча, ободранного об острые камни, когда я откатывалась в сторону. Но я осталась в живых, а мои противники – нет.
– Почему мы убиваем? – снова спросила я, не успев отдышаться от напряжения. Мне уже приходилось убивать диких обезьян, лесных пантер и тигров, скрывающихся в бамбуковых зарослях. Но два туманных ястреба пока что были у меня самыми грозными противниками, вершиной искусства убивать. – Почему мы служим когтями власть имущих?
– Почему мы убиваем? – снова спросила я, не успев отдышаться от напряжения. Мне уже приходилось убивать диких обезьян, лесных пантер и тигров, скрывающихся в бамбуковых зарослях. Но два туманных ястреба пока что были у меня самыми грозными противниками, вершиной искусства убивать. – Почему мы служим когтями власть имущих?
– Мы подобны зимнему бурану, налетевшему на дом, кишащий термитами, – ответила Наставница. – Лишь ускорив разложение старого, мы обеспечим рождение нового. Мы – месть измученного мира.
– Мы подобны зимнему бурану, налетевшему на дом, кишащий термитами, – ответила Наставница. – Лишь ускорив разложение старого, мы обеспечим рождение нового. Мы – месть измученного мира.
Вышедшие из тумана сестры посыпали мертвых ястребов порошком, растворяющим трупы, и перебинтовали мне руку.
Вышедшие из тумана сестры посыпали мертвых ястребов порошком, растворяющим трупы, и перебинтовали мне руку.
– Спасибо, – прошептала я.
– Спасибо, – прошептала я.
– Тебе нужно больше заниматься, – сказала Джинджер, но голос ее был ласковым.
– Тебе нужно больше заниматься, – сказала Джинджер, но голос ее был ласковым.
– Я должна помочь тебе остаться в живых, – хитро сверкнула глазами Конгер. – Ты обещала мне достать цветы софоры, помнишь?
– Я должна помочь тебе остаться в живых, – хитро сверкнула глазами Конгер. – Ты обещала мне достать цветы софоры, помнишь?
* * *
Тонкий серп луны свисает с кончика ветки древней софоры у особняка наместника провинции. Ночной сторож бьет в колокол в полночь. Тени на улицах густые, словно тушь, такого же цвета, как мои шелковые рейтузы, обтягивающая туника и тряпичная маска, закрывающая рот и нос.
Я вишу вниз головой, зацепившись согнутыми ногами за стену, и мое тело прижато к плоской поверхности, словно ползучая лиана. Два стражника проходят подо мной, совершая обход. Если бы они посмотрели вверх, то приняли бы меня за тень или спящую летучую мышь.
Как только они уходят, я сгибаюсь пополам и забираюсь на стену. Я ползу по верху стены бесшумнее кошки, пока не оказываюсь напротив крыши центрального здания. Резко распрямляя согнутые, как пружины, ноги, я одним прыжком перелетаю пространство и растворяюсь среди черепицы на пологой крыше.