Манечка зарыдала, уткнувшись в подушку. Тетка погладила ее по худенькой, дрожащей спине.

– Выбрось его из головы. Скоро свадьба. Проня мужик надежный. Любит тебя. Заживете как люди.

Уходя, тетка положила на стол тряпку с блинами. Митенька вытащил один и принес его матери.

– На-ко, маманя, поешь…

– Уйдем мы с тобой, Митенька… – всхлипнула Манечка. – Завтра уйдем.

* * *

Весь день она никуда не ходила. И к ней никто не ходил. Вечером собрала узелок. Приготовила саночки, которые сделал Проня, чтобы Мите с горок кататься, привязала к ним бечевку покрепче и прилегла рядом с сыном.

Из села они вышли ночью, когда все еще спали. Больше всего Манька боялась кого-нибудь встретить, поэтому сначала шла по лесу. Потом, выбившись из сил, пошла по дороге.

Вдоль дороги стояли мрачные ели. Лютый мороз сковал зимник и тайгу на многие километры. Манька тянула санки, в которых сидел ее маленький сын, завернутый в одеяло. Запрокинув голову, мальчишка смотрел в черное небо. Он не знал, куда его увозят и что с ними будет.

До Колбы было около десяти километров. Где-то там, за рекой, стоит изба колбинской бабки, до которой надо дойти, отогреться, а потом отправиться дальше. Паспорт у нее есть, думала Манечка, на работу всегда устроится и Митеньку своего вырастит. Станет ее сыночек большим начальником. А она будет жить возле него, жить да радоваться, какой он у нее большой, красивый да умный.

Тянет Маня саночки, упирается. Тонкая бечевка режет замерзшую руку. Встанет, возьмет бечевку другой, а эту – за пазуху и греет там, пока не надо менять. Прошла километров семь – до утра уж недалеко, вот-вот сани да машины по дороге поедут. Нужно шибче идти, а сил уже нет. Валенки тяжелыми гирями тянут к земле, ветер ледяной лицо исхлестал. Сесть бы да отдохнуть хоть маленько, а потом дальше идти…

Встала Манечка, выбрала деревце и съехала с санками под него. Митеньку проверила, одеяльцем укрыла, поправила узелок. Села под дерево, сжалась комочком и закрыла глаза.

И так ей сделалось хорошо, такая благодать навалилась, что уже не чувствовала ни холода, ни усталости. Чудилось ей, что она уже не в лесу на темной дороге, а среди красивых и добрых людей. Бабы в сияющих платьях, мужики – в костюмах с атласными лацканами, а она, Манечка, – всех красивей. На ней белое платье, и она кружится, кружится, кружится…

Глава 52 Неотвратимая неизбежность

Глава 52

Неотвратимая неизбежность

Дайнека легко простила Нину и Эльзу Тимофеевну за покрывательство отцовской затеи.

– Девочка, мы хотим тебе только добра, – сказала ей Эльза Тимофеевна, подавая чай в старинном севрском фарфоре.