– А как же Канторович? Как же цыгане?
Галуздин остановился:
– Вы хотите, чтобы я рассказал об этом сейчас?
– Прошу вас…
– Если коротко – все достаточно тривиально. Завхоз умудрился сдать актовый зал пансионата под цыганскую свадьбу и даже взял за это аванс, разумеется, не без ведома Татьяны Ивановны.
Дайнека опешила:
– И всего-то? И что же, Канторович дал показания?
– Версия отработана.
– Но как же икона? Как же убитый коллекционер?
– К убийству коллекционера завхоз непричастен. Убийцу нашли. Что касается иконы, то ее Канторович обнаружил вместе с архивом. Архив сдал, а икону зажал.
– Как глупо! А я-то думала…
– Не вы одна, – заметил Галуздин. – Я на эту ерунду потратил несколько дней. Но вы молодец.
– Вы так говорите из-за Темьяновой?
– Нет. Не только. Если бы не вы… – Он повинился: – Короче, если я вас когда-нибудь обижал, великодушно простите.
– Ага… Все время повторяли, что зря со мной связались.
– Не зря, – Галуздин по-отечески похлопал ее по плечу. – Теперь мне нужно идти.
* * *
В библиотеке Дайнека не находила себе места. Какое-то время изучала портрет графини Измайловой, читала и перечитывала написанные на нем строки. Осознавала, что в них заключен тайный смысл, но не понимала какой.
Прикидывая так и эдак, Дайнека не могла связать подчеркнутые слова в одну внятную мысль. В какой-то момент ей показалось, что никакого особого смысла во всем этом и нет. Но тогда возникал вопрос, зачем Темьяновой был нужен этот портрет.
До конца рабочего дня Дайнека ждала, когда вернется Галуздин и, как обещал, возьмет у нее показания. Но его все не было. В положенное время Дайнека закрыла библиотеку и отправилась в спальный корпус.