От моря и окружающего леса веет холодом, но, как всегда, он не может закрепиться здесь – на острове всегда немного теплее, чем в других местах, свой особый микроклимат.

Леопольд снова смотрит на берег, где они держат варанов, и внезапно мысль о них придает ему спокойствие. Отец знает, что у них здесь эти животные, что им удалось их сохранить, хотя все новорожденные детеныши умирали через пару недель.

Внезапно Леопольд слышит шипение варанов – слышит, как они колотятся в свои загородки.

Его охватывает страх.

А вдруг они вырвутся? Начнут ползать по лесу, поднимутся на террасу дома и нападут?

Но они не могут выбраться из клеток.

Или могут?

Леопольд отгоняет мысли о варанах, смотрит на своего брата Хенри, который лежит на диване, бездумно пьет колу, и зовет его к себе.

Брат нехотя поднимается.

Они идут в кухню, и там, возле роскошной стеклокерамической плиты от Гаггенау, Леопольд рассказывает Хенри, что он нашел в Интернете, и добавляет:

– Сейчас мы уберем их и свалим отсюда.

Поначалу Хенри пугается ледяной холодности в тоне брата, но потом понимает, что брат прав, его предложение – единственный логический выход. Убить детей. Закопать их или отдать варанам, пусть плотоядные звери сделают свое дело – двое маленьких детей легко могут исчезнуть без следа. Или взорвать их – это просто, так просто…

Когда они в последний раз спускались к ним, дети кричали от страха.

Словно пытались заглушить страх.

Или надавить на них.

И он, и Леопольд ощущали ранее приступы ярости. Что эти дети о себе вообразили? Что они могут заставить братьев Куртзон дать слабину, проявить милосердие? Что? Что заставляет их так думать? Они не понимают, что мы суровы и эффективны?

От них надо срочно отделаться.

И все же Хенри произносит:

– А нам обязательно нужно их убивать?

Лицо Леопольда искажается гримасой, в глазах появляется то решительное выражение, которое всегда возникает, когда он в чем-то глубоко уверен, а уверен он бывает часто, куда чаще, чем сам Хенри, хотя иногда становится вдруг воплощением сомнения.