Мы отпустили Диану на полчаса раньше, чтобы она могла пойти в кино со своим Станиславом. Салон мы закрываем в девять. Ушла она, значит, в половине девятого, кинотеатр – в трех кварталах от нас. Без четверти девять она мне позвонила и спросила, не искал ли ее Станислав в салоне. Потом с тем же вопросом обратилась без пяти девять. Потом – в пять минут десятого.

– Он что, пропал? – спросила я.

– Да-а-а…

– Ты ему звонила?

– Он телефон не берет! Что-то случилось!

– А его мамочке звонила?

– Нет еще!

– Ну так звони!

Диана вышла на связь через три минуты. Мамочка ничего не знала.

Я задумалась.

Октябрь – в половине девятого уже темно. Могло случиться все, что угодно, перед кинотеатром – «черный перекресток», городские власти никак не придумают, сколько светофоров и как именно там должно работать.

Нет, не перекресток… что-то иное…

Черное, блестящее, с легкой серебристой рябью… Смерть?.. Кажется, да.

– Может, он твоей маме звонил?

Он и мамочке не звонил.

Всю ночь Диана на такси странствовала по приемным покоям больниц, сперва городских, потом областных, и даже доехала до Никитинского. В шесть утра она, совершенно невменяемая, позвонила мне.

– Его нигде нет!

– А что его мама?

– Ничего не знает и не понимает!

Я уже знала правду, но молчала.