– Он сказал, что убьет Захару, если я тебе расскажу, – призналась Эйнджел, уткнувшись матери в шею.
– О боже правый! – простонала Алисса, и из глаз у нее полились слезы. – О господи!
У Робин в груди закопошилось, будто краб с острыми клешнями, дурное предчувствие. Она отправила Мэтью и маме эсэмэску, что ей нужно отсмотреть еще несколько фотороботов, но теперь обоих уже начинало беспокоить ее долгое отсутствие, а она не могла придумать убедительные причины, почему ее не стоит встречать. Где же Штырь?..
Наконец появился мастер. Продиктовав ему данные своей кредитной карты, чтобы возместить расходы, Робин сказала Алиссе, что уходит. Алисса оставила Эйнджел и Захару на диване и проводила Робин до темной улицы.
– Послушай… – начала Алисса.
У нее на щеках еще блестели слезы. Робин поняла, что у Алиссы нет привычки благодарить.
– Спасибо, ясно тебе? – сказала она чуть ли не со злобой.
– Не за что, – отозвалась Робин.
– Я никогда… То есть… Познакомилась с ним не где-нибудь, а в
Она всхлипнула. Робин хотела обнять Алиссу, но передумала. Все плечи были в синяках от ее ударов, а распоротая ножом рука болела как никогда.
– Бриттани правда ему названивала? – спросила Робин.
– Он так говорил, – вытерла Алисса слезы. – Сказал, что бывшая жена его заложила, заставила Бриттани его оболгать… Сказал, чтоб я не верила, если заявится блондинистая девка и начнет всякую фигню пороть.
Робин вспомнила низкий голос, шепчущий ей в ухо: «Мы знакомы, девочка?» Он подумал, что она – Бриттани. Так вот почему он повесил трубку и не перезвонил.
– Мне лучше уйти, – сказала Робин, переживая, что не сможет быстро добраться до Уэст-Илинга.
Все тело болело. Алисса отлично дралась.
– Ты позвонишь в полицию?
– Надо бы, – ответила Алисса. Робин поняла, что эта мысль для Алиссы внове. – Позвоню, наверно.
Бредя по темной улице, крепко сжимая в кармане тревожный брелок, она размышляла, что же сказала Бриттани Брокбэнк своему отчиму, и, кажется, догадывалась: «Я все помню. Еще хоть раз что-нибудь про тебя услышу – сразу пойду в полицию». Быть может, так она успокаивала свою совесть. Боялась, что с другими он делает то же, что делал с ней, но не решалась официально заявить на него, а тем более задним числом.