– Точно, – сказал Страйк.

Уже остались позади живые изгороди из цветущих и зеленых кустарников, окаймляющие трассу на территории Виндзора и Мейденхеда. Теперь по обеим сторонам тянулись вековые деревья – не иначе как свидетели гибели своих сородичей, павших жертвами этой самой трассы.

– Барклай тоже сообщил кое-что интересное, – продолжил Страйк, перелистнув пару страниц блокнота. – Джимми Найт со дня смерти Чизуэлла ходит мрачнее тучи, но о причинах помалкивает. В среду вечером он, похоже, довел Флик до белого каления: твердил, что согласен с ее бывшей квартирной соседкой в вопросе буржуазных замашек Флик… Ничего, если я окно приоткрою и покурю?

Прохладный ветер бодрил, но от него у Страйка слезились воспаленные глаза. Высовывая между затяжками тлеющую сигарету наружу, он продолжил:

– …и Флик жутко взбеленилась: стала кричать, что «разгребает за ним дерьмо» и не виновата, если он «просрал» – записано со слов Барклая – сорок тысяч. Потом она в ярости умчалась, а в четверг вечером Джимми эсэмэской сообщил Барклаю, что уезжает в родные края проведать брата.

– Выходит, Билли сейчас в Вулстоне? – поразилась Робин и поймала себя на том, что уже стала считать Найта-младшего едва ли не вымышленным персонажем.

– Не исключено, что Джимми приплел брата просто для отвода глаз. А куда его понесло – этого мы знать не можем. Короче, вчера вечером Джимми и Флик снова появились в пабе, и каждый сиял, как медный таз. Барклай уверен, что помирились они по телефону, а кроме того, за два дня его отсутствия Флик нашла себе завидную небуржуазную работенку.

– Что ж, мы за нее рады, – сказала Робин.

– А как ты сама относишься к работе в торговле?

– Я?.. Ну, школьницей подрабатывала в магазине, – ответила Робин. – А что?

– Флик устроилась на почасовую работу в какую-то ювелирно-сувенирную лавку в Кэмдене. Владелица, как она сообщила Барклаю, – «чокнутая викканка»[37]. Заработок грошовый, хозяйка злющая – никто к ней не идет.

– А вдруг они меня узнают?

– Найты тебя вживую никогда не видели, – сказал Страйк. – Если ты радикально изменишь прическу, достанешь из загашника свои цветные контактные линзы… Сдается мне, – он глубоко затянулся, – что Флик многое скрывает. Откуда она узнала, за какие грехи можно шантажировать Чизуэлла? Не забывай, это ведь она поделилась с Джимми, что само по себе странно.

– Постой, – встрепенулась Робин. – Это как?

– Да вот так: когда я за ними следил на марше протеста, она ему все припомнила, – сказал Страйк. – Разве я тебе не говорил?

– Нет, – ответила Робин.

И Страйк, услышав это, вспомнил, что после того марша неделю отлеживался у Лорелеи и до такой степени злился на Робин за отказ выйти на работу, что почти с ней и не разговаривал. Потом они встретились в больнице, где его мысли были заняты совсем другим, и он, вопреки своей обычной методичности, не сообщил ей необходимые сведения.