– Чего? – спросила Робин быстрее, чем собиралась.

– Убийство, – шепнула Флик.

– Гос-с-споди.

– Да гонит он, ясно же, – сказала Флик. – Лепит незнамо что. Ну, может, что-то он и видал, да только никто от этого убийства не помер. Джимми тоже там был – он-то все знает. Короче, прибегает Билли в агентство, там сидит этот хрен с горы, так теперь нам от него спасу нет.

– Это как?

– Он Джимми отметелил.

– Кто, сыскарь?

– Ну да. Увязался за Джимми на марш протеста, это наша акция была, отбуцкал его и легавым сдал.

– Вообще уже, беспредел полный, – сказала Бобби Канлифф.

– Силовик доморощенный, – заявила Флик. – С армии дембельнулся. За королеву, за флаг и все такое. А мы с Джимми кой-чего нарыли на одного министра-консерватора…

– Без балды?

– А то! Всего тебе сказать не могу, – продолжала Флик, – но кусок жирный, а Билли нам подгадил. Навел на нас этого Страйка, тот стал вынюхивать, что да как, а мы считаем, он связан с гос…

Она резко осеклась и проводила глазами обогнавшую их малолитражку.

– Думала, это Джимми. Нет, показалось. Совсем из головы вылетело: у него ж тачка не на ходу.

Флик опять приуныла. В тот день, когда в магазине наступило затишье, она поведала Робин историю своих отношений с Джимми, которая обилием конфликтов, стычек и перемирий напоминала борьбу за спорную территорию. Похоже, эта парочка так и не пришла к единому мнению насчет статуса своих отношений, а потому каждый вновь заключенный договор рассыпался из-за скандалов и предательств.

– Как по мне, уж больно ты к нему прикипела, – изрекла Робин, которая, чтобы вытянуть побольше признаний, целый день исподволь убеждала Флик освободиться от пут верности, которые, похоже, привязывали ее к вероломному Джимми.

– Сказать-то легко, а до дела далеко, – ответила Флик, нахватавшаяся за этот день йоркширских поговорок. – Ты не подумай, я замуж не собираюсь, ни-ни. – Она расхохоталась от одной этой мысли. – Он может спать с кем хочет, и я также. Мы сообща так решили. А что, меня устраивает.

В магазине она уже объяснила Робин, что относит себя и к гендерквирам, и к пансексуалам, а моногамия, если вдуматься, – это инструмент патриархального угнетения, – тут Робин заподозрила цитату из Джимми. Дальше они шагали молча. Сгущались сумерки; компания нырнула в подземный переход, и тут Флик словно полыхнула:

– Я тоже себе в удовольствиях не отказываю.

– И молодец, – сказала Робин.