— Люди, которые вас отправили, интересуют меня значительно меньше, чем Микки. Ну, где же письмо?

— Я не решился везти его через границу, выучил наизусть.

— И можете пересказать дословно?

— Попробую. — Федор остановился, стал поправлять согнувшуюся спицу зонта.

Руки слегка дрожали, он то и дело оглядывался, прислушивался к шуму ветра, скрипу стволов, шороху веток.

— Закройте зонт, дождь кончился. Не волнуйтесь, мы тут с вами одни.

— «Дорогой Эрни…» — Федор глубоко вздохнул, откашлялся и прочитал все письмо, от начала до конца, без запинки.

Доктор шел рядом, низко опустив голову, слушал молча и потом продолжал молчать еще несколько минут. Достал портсигар, протянул Федору. Ветер задувал спички.

— Вон там беседка, внутри должны быть скамейки. Пойдемте, там по крайней мере сухо и не так дует.

Посреди лужайки, на пересечении аллей, возвышалось круглое сооружение неоклассического стиля, с толстыми ободранными колоннами.

— Ответ я напишу, но, конечно, не сразу, — сказал доктор, усаживаясь на каменную скамью. — Микки задал непростой вопрос, мне нужно подумать.

Федору удалось наконец зажечь спичку.

— Сколько вам лет? — внезапно спросил доктор.

— Тридцать два.

— Советую отрастить бороду. Вам с трудом дашь двадцать.

— Спасибо.

— Вы не дама, и это не комплимент. Когда я увидел вас в обеденном зале, заподозрил подвох. От Гурджиева можно всего ожидать. В первую минуту мне показалось, он дурачит меня, вместо Федора Агапкина, с которым я собирался встретиться в Берлине через пару дней, притащил сюда в Мюнхен какого-то глухонемого юношу. Ладно, выкладывайте, чего хочет от меня господин Ульянов?

— Ему кажется, что вы знаете, чем он болен. Вернее, почему он болен и сколько ему осталось. На самом деле отправил меня к вам не он, а Глеб Бокий и поручил задать вам именно эти два вопроса: почему и сколько?

— Бокий? Юный мистик, мечтавший найти в Монгольских степях трон Чингисхана? Кто он теперь, этот юноша? Видный чекист?

— Он возглавляет спецотдел. Шифры, техническое оборудование. Он порядочный человек. Возможно, из всех них он единственный, кто искренне привязан к Ленину и никогда его не предаст.