— Устал, чекушник?

— Я нет. А вы?

— И я нет. Еще минут сорок топать, — он провел рукой по стене. — Древний материковый базальт, пять тысяч лет этим плитам. Слушай, Рустам, ты как думаешь, если бы твои гениальные предки шамбалы захотели, могли бы тут метро построить?

— З-зачем? М-метро в б-большом г-городе н-нужно, т-тут с-степь.

— Да, степь. Древние шамбалы любили простор, воздух, много неба, много ветра. А построить могли в принципе все что угодно, владели технологиями, которые до сих пор не разгаданы.

Ни разу старик не остановился, чтобы передохнуть, топал легко, словно это была увеселительная прогулка. В джинсах, кроссовках, в короткой черной куртке на пуху, в детской вязаной шапке, со спины он выглядел сутулым тощим мальчишкой. Зубову казалось, что вот сейчас старик повернет голову и в фонарном луче возникнет юное лицо Феди Агапкина, которое видел Иван Анатольевич на старых фотографиях.

Вдали мелькнул свет. Рустам шел первым, он остановился, погасил фонарь. Несколько мгновений они стояли в абсолютной темноте и тишине. Мутный далекий луч исчез. Опять появился, мигнул три раза, описал дугу.

— Все в порядке, — сказал Агапкин, — это нас встречают.

Рустам включил фонарь, повторил условный сигнал. Теперь два луча двигались навстречу, приближались, скоро стал виден силуэт человека. Еще через несколько минут Иван Анатольевич разглядел широкую куртку, вроде телогрейки, валенки, ушанку, сморщенное темное личико, на котором сияли огромные светло-карие глаза. Когда между ними осталось всего метров десять, человек остановился, опустил вниз свой фонарь и произнес:

— Здравствуй, Федя. С чего ты взял, что я помогу тебе? Ты же знаешь, нельзя вмешиваться.

Голос у него был глухой, старческий, дикция довольно четкая, несмотря на отсутствие зубов. Говорил он на чистом русском языке, с легким акцентом. Обращался к Агапкину так, словно они знакомы сто лет и расстались пару дней назад.

Федор Федорович подошел к старику, обнял его и тихо засмеялся.

— Дассам, Дассамка, не усидел, старый хитрюга, побежал встречать. Соскучился? Не ври, соскучился. И я тоже.

— Пусти, Федя, кости переломаешь. Пойдем скорее на свет, хочу посмотреть на тебя.

Старики зашагали вперед и заговорили по немецки. Зубов с изумлением слушал.

— Федя, я всегда знал, что ты сумасшедший. Успокой меня, скажи, ты вернулся, чтобы опять искать белого всадника?

— Нет, Дассам, белого всадника я давно уж не ищу, мы скоро встретимся с ним. Ты отлично знаешь, зачем я вернулся.

— Федя, нельзя вмешиваться. И почему ты решил, что у нас получится?