Ведь если ему не удастся оторвать Зулейху от матери, вырвать ее из-под влияния Шехла-ханум и ей подобных, он не примирится, не сможет жить с Зулейхой. Что же тогда, развод? Но ведь он любит Зулейху, любит по-своему, сурово, требовательно, но любит. Ну, допустим, они расстались… а что, если родится ребенок? Его ребенок! Ведь отец не может не полюбить своего ребенка. Оставить его у жены, платить алименты! Но кто ответит за судьбу, за счастье малыша, за душу его, если он вырастет покинутым, не будет знать своего отца, если другие дети насмешками и колкостями заставят его маленькое сердце сжиматься от обиды? Кто будет виновен в искалеченной жизни этого маленького человека?
Мехману предстояло в районе много серьезных и трудных дел. Ему хотелось отдаться им целиком, со всем присущим ему пылом, хотелось заранее многое обдумать, наметить. Но мысли о личном не оставляли его в покое. Как, каким путем, какими средствами и способами обуздать аппетиты Шехла-ханум? Что сделать, как поступить, если Зулейха не изменится, а все больше и больше — и склонностями, и характером — будет походить на свою мать? Нельзя загонять язвы внутрь, их надо вылечивать до конца. Иначе рана загноится, и страшный дух разложения отравит всю семью. Как сложна жизнь, как серьезны противоречия, с которыми он столкнулся! Только одно он знал твердо — нужна незапятнанная совесть, внутренняя чистота, чтобы быть смелым, решительным, чтобы иметь право заниматься тем делом, которому он посвятил себя на всю жизнь.
Каждый поступок его должен быть безупречен, — да, весь он должен быть, как дом на холме, освещаемый солнцем, видимый отовсюду. Значит, нельзя идти ни на какие сделки с совестью. Ни на какие сделки! — забывшись, воскликнул вслух Мехман, продолжая быстро шагать по комнате.
— Я вижу, сынок, мои слова очень задели тебя, да? — спросила Хатун. Она готовила сыну в дорогу провизию. Тонкие стебельки тархуна задрожали в ее руке.
Мехман круто остановился.
— Допустим, что так. Скажи тогда, мама, как мне теперь быть?
— Сто раз отмерь, один раз отрежь, — вот так говорят, сынок.
— Допустим, я совершил ошибку. Как ее исправить?
— Я никакого ответа не могу дать тебе.
— У кого же мне просить совета?
Хатун тронула указательным пальцем грудь Мехмайа.
— Что подсказывает твое сердце?
— Оно мечется в поисках выхода, хочет найти верный путь, ищет доброго совета.
— Ой, сынок, ты задал мне очень трудный, страшно трудный вопрос…
— Кто может быть для человека ближе матери?
— Никто.
— Как же мне поступить?.. Я уезжаю. Там, дома, мне не с кем поговорить откровенно. Зулейха? Она меня не всегда понимает. И к тому же ее мать…