Светлый фон

– Ах, Кристофер! А говорил, что не любит срезанные цветы… – в голосе Арабеллы прозвучали томные нотки. – Какое чудо! Поставьте их немедленно в воду!

Одна из девушек подхватила корзину и вышла из спальни. Генри возблагодарил всех святых, что додумался вытащить и бросить под кровать камзол Саттона, который был в корзине.

В комнате остались три камеристки. Одна принялась взбивать перину на кровати, две других – разоблачать Арабеллу из ее одеяния; Генри не сдержал улыбки, слушая, как Арабелла блаженно вздохнула, когда распустили шнуровку и корсет из китового уса выпустил ее тело из своих объятий. Все это время Арабелла и ее служанки непринужденно болтали, Арабелла отпускала колкости и ехидные шпильки в отношении то одного, то другого гостя замка. Судя по искреннему смеху ее камеристок – весьма меткие.

В один миг Генри чуть не покрылся испариной – сквозь бахрому покрывала было плохо видно, но на миг Арабелла предстала обнаженной, если не считать панталонов, тут же служанки накинули на нее длинное тонкое ночное платье.

– Спокойной ночи, госпожа, – наконец попрощались с ней камеристки и ушли, оставив на столе подсвечник с одинокой горящей свечой.

Арабелла забралась на кровать и накинула на себя одеяло. Она, видимо, действительно довольно устала, так как Генри вскоре услышал мерное посапывание.

Он тихонько выбрался из-под кровати, захватив свой камзол, и отступил в тень. Арабелла лежала на спине, голова ее покоилась на подушке, а волосы струились словно два ручья. Генри нерешительно замялся. Вот – цель его авантюры, сама убийца пред ним, и осталось только заставить ее сознаться. Генри с ужасом понял, что в его плане был огромный изъян – одно дело сказать: «Я припру ее к стенке, и она мне выложит все», другое дело – оказаться в этой ситуации. Что ни говори, а дочери дворян имели достаточно строгий и сильный характер, сама жизнь и воспитание делали их стоиками, уж Арабелла не производила впечатление особы, которую можно было бы взять на простой испуг. Тем более что Генри не собирался заходить далеко. Ему представилось, как Арабелла смеется своему допросчику в лицо, и Генри позорно бежит.

Но тут его осенила блестящая идея. Если Арабелла может выдержать угрозы и допрос живого человека, то вряд ли даже она решится противостоять мертвому духу, явившемуся из самой Преисподней с требованием справедливости.

Генри снял парик и чепец, поскреб в камине, набирая сажи, и растер ее в ладони вместе со слюной. Подойдя к большому, полированного серебра, зеркалу Арабеллы он, в тусклом свете оставленной гореть свечи скорее угадывая, чем видя, что делает, нанес жуткий макияж, зачернив губы и вокруг глаз.