Первые признаки еще далекого лета манили заядлых рыбаков из плена четырех стен; правда, многие выезжали на рыбалку и в крутые морозы. Оттепель, растопившая белый покров на крышах ленинградских домов, разбудила рыбацкую дремлющую тоску по берегам рек и озер. В сердцах теплилась надежда, что рыбья челядь, томящаяся в глубине вод, скованных ледовым панцирем, ждет только окошек, которые стараниями рыбаков откроются навстречу синему небу и улыбающемуся солнцу.

Тут уж и я не выдержал и, подобно другим одержимым, выехал на озеро Кормово. Собственно, увлек меня на это дело один из нашей охотничьей троицы — режиссер Суржин; еще во время роковой охоты в Лобановском лесничестве он дал слово вытащить меня на рыбалку, едва повеет весной.

Выехали в субботу и пробурили во льду лунки, которых хватило бы на двухкилограммовых окуней. Сначала не повезло: не сумели найти мест клева. Лишь воскресенье принесло удачу. Уже с утра таскали одного окуня за другим, порой попадался такой, что с трудом пролезал в лунку. Некоторые весили по два с половиной килограмма.

После полудня по озеру пронесся резкий ветер, потом наступила тишина. Мой товарищ поднял голову, настороженно всматриваясь в северную сторону. Его ноздри раздулись и губы оттопырились столь смешно, что я невольно рассмеялся. Он, однако, хранил серьезность.

— Ничего не чуете?

Я тоже повернул лицо к северу, принюхиваясь, как собака.

— Ничего, — только и мог я сказать и чихнул.

— Что у вас за нос, — сказал Суржин. — Вот мой говорит: скоро повалит снег.

— Неужели? — с сомнением сказал я, продолжая рыбачить.

Но оказалось, что прогноз, основанный на чутком носе моего приятеля, сбылся раньше, чем мне удалось вытащить очередного окуня. Север нагнал на нас белую снежную стену, залепившую глаза. С огромным трудом удалось собрать рыболовные принадлежности, пойманную рыбу и уложить все на санки. Мы направились к берегу, подгоняемые метелью. Казалось, этому пути не будет конца…

Надо ли говорить, как мы обрадовались, добравшись с богатым уловом — шестьдесят два килограмма рыбы — до уютной комнаты одного из знакомых рыбаков. Здесь мы переждали непогоду и ночью вернулись в Ленинград.

Дома сообщили, что меня искал Филипп Филиппович. Тотчас же ему позвонил:

— Алло, я вернулся, добрый день. Не хотите попробовать свежей ухи из окуней? Сам наловил…

— Спасибо, с удовольствием, но времени нет. Дел по горло. Мы тоже ловим… крупную рыбу. Как раз забрасываем последние сети… Приходите-ка лучше ко мне.

— Кроме свежей ухи, будут чешские кнедлики со свининой и моравской подливкой, — не унимался я.