Вадим смолк и, покосившись на притихшую, задумавшуюся девушку, улыбнулся:

— Когда-нибудь ты поймешь, что жить для себя грустно и скучно. И полюбишь не за портмоне или цвет глаз, не за рост или знаменитую родню. Престиж не будет иметь значение, как и возраст избранника. Если тебя спросят: за что ты любишь? А ты не сможешь ответить — знай, на этот раз ты действительно любишь.

— Вы философ дядя Вадим.

— Нет, я циник, Маша, и в принципе, не очень хороший человек. Еще сутки назад, я готовил тебе очень неприятное будущее и верил в то, что прав. Но судьба, не знаю уж, за что одарила меня одним уникальным человечком, который все изменил. В частности спас тебя.

— Женщина?

— Нет. Ангел.

— Лика? — ужаснулась своей догадке Маша.

— Да.

Взгляд Вадима ушел вдаль, на губах расцвела теплая, ласковая улыбка и лицо смягчилось, стало еще более притягательным. Девушка зажмурилась, чтоб не расплакаться — Лика! Вечно она! Почему?!

— Значит я ей еще и обязана? — прошипела в отчаянье. — Разве я просила?!

— О добре не просят, она не подаяние.

— Лика была любовницей вашего брата!

— Нет, Маша, никогда Лика не была его любовницей, — сказал спокойно и так уверенно, что не усомнишься.

Девушка закачала головой не в силах справиться с собой, сдержаться, и расплакалась:

— Сколько можно?! Почему она всегда стоит на моей дороге?! Что вам в ней?! Чем она лучше меня?!

— Ты и сама знаешь, чем.

Снисходительно заметил Вадим. Прижал плачущую девушку к себе, и посмотрел в небо. В нем, разгоняя серые тучи, летали голуби.

— Кажется, дождя сегодня не будет, — заметил тихо.

— Какой дождь? Скоро ляжет снег, — так же тихо ответила Маша, пригревшись в объятьях мужчины, успокоившись от его близости. Так бы и стоять день, ночь — век. Но она знала, что еще миг, минута, и Вадим отодвинется, уйдет. А совсем скоро еще и уедет далеко, надолго. Скорей всего навсегда. А ей останется лишь память об этих минутах, горькой осени с привкусом печали, с запахом умирания даже не листьев на асфальте, а ее души втоптанной как и они в грязь разочарования. И нет и доли надежды на возрождение, все тщетно.

— Как же мне теперь жить? — прошептала.