– Но мне больше нечем отблагодарить вас за помощь.
– Но мне больше нечем отблагодарить вас за помощь.
Абберлин встал и ушел, довольно поспешно, точно опасался, что я передумаю. Мне же осталось допивать остывший глинтвейн, поджидать перепелов и разглядывать камни. Четыре алмаза, каждый величиной с крупную горошину. И цветов подобрались разных. Синий. Красный. Желтый. И листвяно-зеленый. Подобный оттенок подошел бы изумруду…
Абберлин встал и ушел, довольно поспешно, точно опасался, что я передумаю. Мне же осталось допивать остывший глинтвейн, поджидать перепелов и разглядывать камни. Четыре алмаза, каждый величиной с крупную горошину. И цветов подобрались разных. Синий. Красный. Желтый. И листвяно-зеленый. Подобный оттенок подошел бы изумруду…
Ты снова в Лакхнау.
Ты снова в Лакхнау.
Бежишь.
Бежишь.
Под ногами горит камень, но тебе холодно. Ты срываешь рыжие цветы огня, и они замерзают в твоих руках. Только сталь жива. Клинок серебристого цвета прорубает путь в пламенном лесу. И вот ты у цели.
Под ногами горит камень, но тебе холодно. Ты срываешь рыжие цветы огня, и они замерзают в твоих руках. Только сталь жива. Клинок серебристого цвета прорубает путь в пламенном лесу. И вот ты у цели.
Белый дворец. Пробитые ядрами стены держатся, но ты чувствуешь, что еще немного – и дворец рухнет. Скорей, Абберлин. Тебя ждут.
Белый дворец. Пробитые ядрами стены держатся, но ты чувствуешь, что еще немного – и дворец рухнет. Скорей, Абберлин. Тебя ждут.
Женщина в белом платье стоит у окна.
Женщина в белом платье стоит у окна.
– Я здесь! – кричишь ты. – Слышишь? Я здесь!
– Я здесь! – кричишь ты. – Слышишь? Я здесь!
– Тебе еще рано.
– Тебе еще рано.
Она не поворачивается. Плачет. И слезы звенят, падая на пол.
Она не поворачивается. Плачет. И слезы звенят, падая на пол.