Он отступает от тела, удивленный тем, что сотворил. Он поворачивается на эхо шагов и торопливо, неуклюжей рысцой бежит к переулку. Ты пробиваешься следом. Каждый шаг дается с трудом. Но ты сумеешь…
Он отступает от тела, удивленный тем, что сотворил. Он поворачивается на эхо шагов и торопливо, неуклюжей рысцой бежит к переулку. Ты пробиваешься следом. Каждый шаг дается с трудом. Но ты сумеешь…
– Беги, – приказывает Смерть. – Быстрее, Абберлин. Или он уйдет. Тогда я вновь буду плакать. Это огорчительно, так часто плакать.
– Беги, – приказывает Смерть. – Быстрее, Абберлин. Или он уйдет. Тогда я вновь буду плакать. Это огорчительно, так часто плакать.
Ты настигаешь его у стены, на которой он выводит надпись, ту самую, привлекшую внимание Чандлера. Ты пытаешься схватить убийцу, но проходишь сквозь плотное его тело.
Ты настигаешь его у стены, на которой он выводит надпись, ту самую, привлекшую внимание Чандлера. Ты пытаешься схватить убийцу, но проходишь сквозь плотное его тело.
– Не вмешивайся, Абберлин…
– Не вмешивайся, Абберлин…
Он должен. Лицо. Взгляда хватит, чтобы подтвердить… или опровергнуть… та догадка слишком безумна, чтобы иметь право на жизнь. Ты ведь никому не сказал, Абберлин. Тебе страшно, ведь если ты прав, то…
Он должен. Лицо. Взгляда хватит, чтобы подтвердить… или опровергнуть… та догадка слишком безумна, чтобы иметь право на жизнь. Ты ведь никому не сказал, Абберлин. Тебе страшно, ведь если ты прав, то…
Взгляни.
Взгляни.
Лицо в тени, но Смерть сотрет все тени для тебя. Ей хочется сделать приятное, вы ведь так давно знакомы.
Лицо в тени, но Смерть сотрет все тени для тебя. Ей хочется сделать приятное, вы ведь так давно знакомы.
– Эй, – ты окликаешь человека, который снимает кожаный фартук.
– Эй, – ты окликаешь человека, который снимает кожаный фартук.
Тебя не слышат. Человек наклоняется и вытаскивает откуда-то тюк. В тюке – черное пальто и перчатки.
Тебя не слышат. Человек наклоняется и вытаскивает откуда-то тюк. В тюке – черное пальто и перчатки.
– Эй!
– Эй!