В ней же ничего нету. Средняя дамочка средних лет и средней паршивости. Красится-рядится, скрывает за разноцветной чешуей косметики истинную харю.

– На что ты рассчитывала?

Дашка вытащила карамельку и, повертев в руках, кинула в урну. Попала.

– Вот скажи, на что ты рассчитывала?

Ольгины глаза мутны, как нынешний день. Облака-туманы расползлись, заслоняя тусклое солнце. И кажется, что кто-то просто забыл вымыть небо.

А в прошлый раз оно было ярким, и свет резал глаза, больно, до слез.

– Брак бы признали недействительным.

Ольга мотнула головой и, достав из кармана сигареты, закурила.

– Вам ведь было все равно. Вы ж не появляетесь почти. Так, бумажки подписать заходите. Вам он в тягость, но… деньги, да? Строите святую невинность, а сама такая же.

– Нет.

– Да. Я что, не видела? Да если бы я думала, что вам не плевать, я б не полезла. А расчет… всегда можно подать в суд на лишение опеки. Паче того, я могла не знать, что Тынин ненормальный. Он не сказал, вас рядом не было.

Невинная девица со слезами на глазах повествует о трагической любви и о Дашкиной некомпетентности. У нее и вправду могло бы получиться.

– А если бы я стала дергаться? – поинтересовалась Дашка, пропуская кривоногого человечка в белой шляпе. – Что тогда? Твой дружок и меня избил бы? Вы же сволочи. Вы…

– Ты ничего не докажешь.

И снова правда. Адам даст показания? Во-первых, вряд ли. Во-вторых, кто будет слушать сумасшедшего? Сама Ольга в жизни рта не раскроет. И дружок ее тем паче.

Спокойнее, Дарья, нельзя ее бить.

– Слушай ты, умница-красавица. – Дашка сунула руки в карманы. – Если Адам умрет, то… то я закажу тебя и твоего дружка.

Она хмыкнула, выпустив струйку дыма из носу. Сказал презрительно:

– Гонишь, тетенька.

– Прекрати паясничать! Или думаешь, будто если я больше не следователь, то ничего и не могу? Что у меня по прежней работенке связей не осталось? Остались, родимая моя. Как с одной, так и с другой стороны. И найти вас мне будет очень просто.