– И вот тут молодой человек с завидным упорством утверждает, что внезапная болезнь его сестры закончится летальным исходом. На самом же деле я узнавал – у девочки грипп. Ничего серьезного.
Серега застонал и повернулся к Дашке:
– Я ему говорил! Рассказывал! И про Ольгу. И про Танечку. У них тоже так начиналось. Сначала простуда. И еще простуда. И потом тоже, а с каждой как будто… как будто жизнь выпивали. И вот.
Он достал что-то из кармана и сунул Дашке в руки.
– Это я под матрасом у нее нашел. А она сказала, что гребень вернули. Еще сказала, что я не родной. Что на самом деле я – теткин сын. Но это глупость полная!
Дашка кивнула, думая о другом. Степушка. Он говорил про гребень и про девочку, которой его велели отдать. И Дашка ехала, чтобы поговорить с Анечкой, а потом позвонил Алексей и стало не до того.
Гребень красивый, даже в сумерках и свете фонаря, хотя, верно, эта вещь привыкла к совершенно иному освещению и обращению. Ей бы на бархате лежать, под стеклом, и чтобы табличка рядом: «Руками не трогать».
Дашка трогала. Ощупывала впадинки и бугорки чеканки, гладила камни, любуясь темными бликами. Захотелось примерить. Приложить к волосам – жаль, что короткие! – и провести, чувствуя, как длинные зубья нежно гладят кожу.
Жуть какая! И после этого Адам утверждает, что свойства гребня не имеют значения?
Стоп!
– Стоп, – сказала Дашка и вытащила из сумочки письмо, сунув его Вась-Васе. – Вот. Почитай.
Он подошел к фонарю, оперся плечом и развернул лист.
– Что там? – шепотом спросил Серега, Дашка махнула рукой. Там ответ, только вот…
У Адама все просто. Взять и уничтожить. А то, что гребешок этот сотни тысяч стоит, он не подумал. Вернее, подумал, но не счел фактор важным.
– Как он? – спросил Вась-Вася, укладывая письмо в конверт. Толстые пальцы его были нежны.
– В больнице, – не зная зачем, ответила Дашка. – С ножевым. Он опять… пытался…
Только бы не расплакаться! Не здесь, не перед мальчишкой, который поверил в страшную сказку и пришел спасти сестру. Не перед Вась-Васей, наверняка слышавшим много и всякого.
И Дашка, вымученно улыбнувшись, соврала:
– Ничего серьезного. Просто… мне бы вернуться побыстрей. Адам больниц не любит.
– А кто…