— Скорее переоценил других.
— Нет! Вы оценивали их правильно… — Мещеряков на несколько секунд замолчал, как бы обдумывая пришедшую вдруг на ум интересную идею, а затем вдруг произнес: — Павел Николаевич! У меня к вам есть не совсем обычное предложение. Сегодня пятница, впереди выходные. Как вы смотрите на то, чтобы махнуть на пару деньков куда-нибудь в теплые края: Канары, Египет, Мальта? Или, может быть, вы предпочитаете горные лыжи? Швейцария, Северная Италия?.. Вам не о чем беспокоиться: я сейчас вызову человека с фотоаппаратом, и через три часа у вас будет загранпаспорт с вашей фотографией, оформленный на вымышленное имя, которое вы сами же назовете. Не волнуйтесь — не поддельный, а самые настоящий, причем с необходимой визой. Документы, чтобы не терять время, нам привезут прямо в аэропорт. Насчет одежды, экипировки и всего прочего тоже можете не беспокоиться — это не проблема, купим на месте. В воскресенье вечером или в понедельник утром мы возвращаемся назад, и паспорт останется у вас. Вы сможете его тут же уничтожить, чтобы не было никаких сомнений… Хотите?
— Хочу! — произнес я совершенно искренне и, вздохнув, добавил: — Но не поеду… Да вы не волнуйтесь — я верю, что вы можете все это организовать.
— Спасибо! Это очень важно, что вы мне верите — в данном конкретном случае, естественно, — без тени улыбки кивнул головой мой собеседник. — И, чтобы окончательно укрепить доверительную атмосферу нашей сегодняшней встречи, я готов также совершенно искренне ответить на вопрос, который вас очень интересует.
— А почему вы думаете, что этот вопрос только один?
— Главный вопрос в данный момент у вас — один. И я с абсолютной прямотой отвечаю: десять тысяч!
— Десять тысяч чего?
— Десять тысяч долларов было заплачено судье Морозову, который меня освободил… То есть — простите! — изменил мне меру пресечения[44]. Вы ведь хотели узнать только конкретную сумму — сам факт дачи денег сомнения не вызывает… — с расстановкой произнес Мещеряков и, улыбнувшись одними уголками губ, добавил: — Кстати, вы диктофон можете не прятать. Можете выложить его на стол — запись будет более качественная.
— Спасибо, у нас неплохая техника, — в тон отвечаю я и, не удержавшись, вставляю собеседнику небольшую шпильку: — Только с такими деньгами и с такими возможностями можно было вообще в камеру не садиться.
Вопреки моему ожиданию, Георгий Алексеевич ничуть не обиделся, а, напротив, совершенно искренне расхохотался.
— Один — ноль… Вы правы! Но — увы! — недостатки в работе бывают у каждого. Признаю и обязуюсь принять все меры для недопущения подобного впредь. А, кроме того, я недооценил вас — опять-таки не сочтите за комплимент. Вы меня так грамотно взяли, что этого никто не видел, и сообщить о своих проблемах я смог только на следующий день. Еще пару дней мои люди решали вопрос, так что три дня все же пришлось провести в камере. Впрочем, я не в обиде — даже где-то интересно было. Своеобразная экзотика, да и с соседом повезло: хоть и стукач, но достаточно занимательный собеседник, и мы замечательно провели время в интереснейших дискуссиях. Больше, правда, я туда не пойду — для общего развития этих трех дней вполне достаточно. Но все равно, повторяю: примите мои поздравления!