— У меня есть право на все. И ты очень скоро в этом убедишься.

— Вы пойдете в тюрьму!

— В тюрьму? — улыбнулся папочка.

Он присел на кровать; Джессика ухватилась за перекладины спинки.

— Нет, я не пойду в тюрьму, дорогуша. И знаешь почему? Потому что ты никогда не донесешь на меня. Ты не сможешь, потому что скоро я тебя убью.

У Джессики округлились глаза.

— Но не сразу, — уточнил Патрик. — Я буду держать тебя здесь, сколько захочу. А потом, когда ты мне наскучишь, я убью тебя. Хочешь узнать как?

Она перестала дышать, будто уже умерла. Ее внезапно ставшие прозрачными губы подрагивали.

— Думаю, я раскрою твой животик ножом. И выпотрошу тебя, как курицу. Или же… Может, похороню тебя живьем, почему бы и нет? С последней девчонкой, которая упрямилась, я поступил именно так. Ты что предпочитаешь, Джесси? Давай соображай, я разрешаю тебе выбрать. Видишь, я все-таки миляга, верно?

Патрик опустил глаза, его улыбка стала еще шире. Он сокрушенно покачал головой.

— Снова-здорово… — вздохнул он. — И тебе не стыдно? Писаться в твоем-то возрасте!

Джессика разразилась слезами, Рафаэль закрыл глаза. Он бы предпочел быть избавленным от подобных потрясений. Встать, сжать кулаки. Разбить ему морду, превратить ее в кровавое месиво.

— Я не хочу умирать! Я хочу домой!

— Понимаю, — согласился папочка мерзким слащавым тоном. — Но это невозможно.

— Я хочу домой! — повторила Джессика.

Патрик погладил ее по щеке, она еще сильнее вжалась в спинку кровати.

— Не плачь, сладкая моя. Поверь, когда ты плачешь, ты такая уродина! Просто жуть! Ведь верно, Орели?

Орели на противоположной кровати совершенно окаменела. Она вдруг вспомнила молитву и торопливо прочла ее про себя.

Чтобы ее черед не пришел.

— Скажи ей, что она уродина, когда плачет, — сухо приказал папочка.