Наручники стучали о металлические прутья, Орели была не в силах выдавить из себя ни звука.

Папочка улыбнулся. Его ладонь опустилась на ногу Джессики.

Между двумя всхлипываниями она взвыла.

— Что же ты так кричишь, куколка?

— Не прикасайтесь ко мне!

Он убрал руку.

— Скоро, — произнес он. — Очень скоро… ты и впрямь слишком грязная! Отвратительная! Мне от тебя блевать хочется.

Он встал и развернулся к другой девочке.

— Орели, — улыбнулся папочка. — Орели… Орели! Ты кажешься мне уродливой, даже когда не плачешь… Но может, ты станешь симпатичнее, когда распустишь нюни? Ну-ка, попробуем…

Девушка отпрянула к стене, она была готова вырвать себе руку, лишь бы оказаться подальше от него. Он встал одним коленом на матрас, она истерически заорала.

— Прекрати, мерзавец! — потребовал Рафаэль.

Голос у него был такой слабый, что ему не удалось перекрыть вопли Орели. Он не видел, что этот извращенец делает с девочками. У него был только звук, без картинки.

Еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным.

Папочка обхватил ладонями лицо Орели и больно смял его:

— Перестань орать, или я вырву тебе глаза!

Орели наконец умолкла, только ее зубы продолжали стучать. Патрик поцеловал ее, она зажмурилась, оперлась свободной рукой о стену, стала твердой, как кусок стали. Она чувствовала, как ее рот наполняет отвращение, а желудок поднимается к горлу. Папочка не торопится, ей кажется, что это длится часами. Она задыхается, рефлекс выживания заставляет ее снова начать двигаться. Он наконец отрывается от нее. Она ладонью утирает губы.

С исступлением.

И, как и предполагалось… Сперва сухие всхлипывания. За которыми последовал неудержимый поток молчаливых слез.

Папочка улыбнулся.

— Ну что же, ты по-прежнему такая же уродливая, — сказал он. — Не важно, плачешь ты или нет. Я понимаю, почему ты оказалась в приюте… Почему твоя мать тебя не захотела! А ты что об этом думаешь, Джесси?