– Да. Всё это собрано здесь. Информация о девяти мужчинах, которых я помню, и трёх новых, которые появились позже. – Она похлопала по обложке папки. – Но тогда там был ещё и юноша.

– Юноша?

– Да. Я увидела его однажды, когда была там. Он спрятался в большом шкафу для инструментов, а дверца была приоткрыта. Это был молодой парень лет пятнадцати. Мы встретились глазами, пока один из взрослых раскачивался и стонал позади меня, и на мгновение я подумала, что он мне поможет, потому что поначалу он выглядел шокированным. Но он ничего не сказал, ничего не сделал. Он просто прятался и смотрел на меня. – Анна Киль кивнула сама себе. – И я очень ясно помню его глаза. Они загорелись, как у кошки в темноте, и, пока мы смотрели друг на друга, его взгляд изменился: из сострадательного он сделался холодным, презрительным. Он просто сидел там, поглощённый тем, что видел, а потом подмигнул мне. Это было не заговорщицкое подмигивание, а возбуждённое, терроризирующее. Словно он говорил: «Ты страдаешь, и мне это нравится».

– Кто это был? Как он оказался в шкафу? – Элоиза почувствовала покалывание в шее.

– Я подумала, что это просто какой-то парень, который пробрался на заброшенный склад посмотреть, что там.

– И обнаружил там вас?

Анна Киль кивнула.

– Когда взрослые ушли, я лежала на кровати одна. Я не плакала, потому что совершенно выключилась. Я замкнулась и не показывала своих чувств. Но у меня шла кровь и между ног, и на содранных коленях и всё это болело. В тот день они были особенно грубы со мной и по-настоящему развлекались, передавая меня друг другу, как самокрутку, которой затягиваются все по очереди.

Элоиза обречённо вздохнула и бессильно покачала головой.

– Я стала одеваться, надела трусики, платье и ждала, пока за мной приедет мать, когда он вошёл в комнату. Я заговорила с ним, но он прикрикнул на меня. Затем осторожно закрыл за собой дверь и сразу же навалился на меня. Он сказал, что убьёт меня, перережет мне горло, если я издам хоть один звук – если другие нас услышат.

– А потом?

– Он сорвал с меня трусики и вошёл. Грубо, жестоко – он бил меня, каждое его действие было садистским и доминантным. Я думаю, он пытался как-то выразиться в этом. Он пытался подражать взрослым, причинял боль для своего удовольствия. Он думал, это весело. Он этим наслаждался.

Пластиковый занавес зашевелился, и Анна напряглась. Элоиза тоже обернулась на звук. В противоположном конце комнаты стоял официант.

– Вы хотите заказать что-нибудь выпить? – спросил он по-французски.

– Чаю, спасибо. И воды, – ответила ему Анна тоже по-французски. Она посмотрела на Элоизу, и та кивнула.