49
49
Всего за несколько часов тонкий туман окутал Копенгаген призрачной дымкой. Ни ветерка. Температура поднялась до шести градусов, и на фоне морозов последних дней воздух казался почти душным.
Элоиза топталась на заднем дворе полицейского участка на улице Отто Мёнстеда около входа, которым обычно пользовался Шефер. Она наблюдала за проезжающими в тумане автомобилями и каждые полминуты проверяла мобильный. Часы показывали 16.11, она пыталась дозвониться до Шефера с тех самых пор, как покинула клинику, но он не отвечал, и никто из коллег не имел понятия, куда тот направился.
Когда чёрный «Опель» подъехал к зданию, она поймала взгляд Шефера через грязное лобовое стекло и всплеснула руками.
— Я тебе звонила сто раз! — Она прижала руку к уху, изображая телефонную трубку, и принялась отчаянно жестикулировать.
Шефер опустил боковое стекло и попытался от неё отмахнуться:
— У меня сейчас нет времени, Элоиза.
— Но разве ты не получил моих сообщений? Фотография из папки висит в медицинском…
Он оборвал её, подняв руку:
— У меня сейчас нет времени. Поезжай домой, а я позднее тебе перезвоню.
Элоиза нахмурилась. Она заметила двух пассажиров на заднем сиденье и кинула на них быстрый взгляд. Затем посмотрела на Шефера, открыв рот.
Шефер плотно сжал зубы и стиснул руль так, что костяшки пальцев побелели. Затем кивнул:
— Ладно! Иди к дежурному и попроси проводить тебя на третий этаж. Сядь возле моего кабинета и жди меня. Никому не звонишь, ничего не пишешь, понятно? Сидишь тихо, как мышь, и не пикнешь.
Элоиза кивнула, потеряв дар речи.
Шефер покачал головой и закрыл окно.
* * *
— Вот сюда.
Шефер придержал дверь для Лукаса и попытался поймать его взгляд.
Взгляд мальчика настороженно блуждал по комнате. Помещение было предназначено для допросов несовершеннолетних, которые подверглись насилию того или иного толка, и в противовес другим комнатам для допросов было обставлено в жизнеутверждающих, вызывающих доверие пастельных тонах. В пластиковой корзине лежали игрушки, детские книги и мишки. Вещи, из которых Лукас — судя по выражению его лица — уже вырос.