Он замирает на пороге. Нина и девочка одновременно поворачивают головы к нему.

— А вот и папочка! — кричит Нина так радостно, что девочка тоже расплывается в улыбке.

Две белозубые улыбки адресованы ему. Перед ним два одинаково счастливых лица.

— Аврелия, — говорит Нина, — иди обними папочку.

Скотт отвел глаза от затылка таксиста и уставился в окно. Уже начинало темнеть. Он взглянул на часы — почти половина девятого вечера — и со вздохом побарабанил пальцами по сиденью. Надо было надеть кроссовки вместо этих жестких кожаных «оксфордов». Впереди долгий путь пешком.

* * *

Час спустя Скотт уже внимательно вглядывался сквозь стекло машины, выискивая участки дороги, которые могли послужить ориентирами. Он не привык отслеживать здесь нужные повороты, поскольку всего один раз добирался от аэропорта самостоятельно, и это было три года назад. В остальное время его встречал Ив и довозил до двери.

Показался огромный расщепленный дуб, за ним второй, тоже полусгнивший и черный, но с двумя круглыми наростами над узким разломом — как будто два глаза и нос. Когда-то Скотт мысленно окрестил его стражником, стерегущим зарытые в землю сокровища, и с тех пор каждый раз приветствовал кивком, как верного слугу. Но сегодня дуб был похож скорее на ангела смерти.

— Остановите здесь, — велел Скотт.

Таксист удивленно покосился на него в зеркало и сбросил скорость, вглядываясь в сумрак.

— Mais il n’y a rien ici[61].

— Я сказал — остановите.

Таксист, включив правый поворотник, свернул на обочину. С первого взгляда действительно казалось, что здесь ничего нет — только черная лента дороги и стена деревьев по обеим ее сторонам. Но таксист ошибался. Здесь было всё.

Скотт бросил стопку купюр на переднее пассажирское сиденье и открыл дверцу. Его сразу окутал душный влажный воздух, наполнив легкие болезненно знакомым запахом сосновых шишек и морской соли.

Глава сорок четвертая. Эмили

Глава сорок четвертая. Эмили