Сэнди озадаченно нахмурилась, но поднялась и посмотрела.

– Повернись к свету. Ой, кажется, ты обгорел на солнце. Причем сильно. Зайди в аптеку, купи мазь с алоэ.

– Думаешь, поможет?

– Со временем это пройдет само, но мазь снимет жжение.

– Но это точно солнечный ожог?

Она снова нахмурилась:

– Ну да. Только он сильный, даже есть волдыри. Это ты на рыбалке так обгорел? А почему ты не мажешься солнцезащитным кремом? Хочешь заработать рак кожи?

От этих слов Сэнди жжение на шее сделалось еще сильнее.

– Наверное, просто забыл намазаться.

– А руки тоже обгорели?

– Не сильно. – На самом деле руки не обгорели вообще. Только шея. В том месте, где кто-то к ней прикоснулся в тот вечер у заброшенного амбара. Прикоснулся легонько, кончиками пальцев. – Спасибо, Сэнди.

– Блондины и рыжие легко обгорают. Если не станет лучше, надо сходить к врачу.

Он ушел, ничего не сказав. Он думал о ночном госте из сна. О ночном госте, который скрывался за душевой шторкой.

Я тебе его дал, но могу и забрать. Хочешь, чтобы я его забрал?

Джек подумал: Он пройдет сам. Как любой солнечный ожог.

Может быть. А может, и нет. Сегодня жжение стало сильнее. Каждое прикосновение отдавалось настоящей болью, и Джек постоянно вспоминал незаживавшие язвы на маминой коже. Поначалу рак распространялся медленно, а потом вдруг взял верх, и процесс уже было не остановить. Под конец он разъел ей гортань и голосовые связки, и мама уже не кричала, а только стонала, но одиннадцатилетний Джек Хоскинс, стоявший под дверью родительской спальни, все равно слышал, как мать умоляла отца избавить ее от страданий. Собаку ты бы пожалел, хрипела она. Почему не жалеешь меня?