Больше никаких похмелий. Никаких возвращений домой с тщательным соблюдением скоростного режима и остановками на всех светофорах, никаких страхов, что его остановит дорожный патруль и он надышит им в трубку не меньше одного промилле, а то и одну целую две десятых. Никаких звонков от бывшей жены с напоминанием, что он снова задерживает ежемесячный чек. Как будто он сам не знает. Вот интересно, что она станет делать, когда эти выплаты прекратятся? Ей придется устроиться на работу. Вот досада! И она больше не будет целыми днями просиживать дома и смотреть «Эллен» и «Судью Джуди». Какая жалость.

Он оделся и вышел на улицу. Ветер был не то чтобы холодным, но все равно пробирал до костей. Когда Джек уезжал из Флинт-Сити, там было жарко, и он не подумал о том, чтобы взять куртку. И смену одежды. И даже зубную щетку.

В этом весь ты, дорогой. Он прямо слышал голос бывшей жены. В этом весь ты. Вечно не вовремя и без гроша в кармане.

Легковушки, пикапы и несколько кемперов стояли, уткнувшись носами в здание мотеля, точно щенки, сосущие материнское молоко. Джек прошелся вдоль ряда машин и убедился, что синий внедорожник Андерсона и его веселой компании все еще здесь. Значит, они спят у себя в номерах и наверняка видят приятные сны, в которых нет боли. Пару минут он развлекал себя мыслью о том, чтобы пройтись по их комнатам и пристрелить всех до единого, одного за другим, прямо сейчас. Мысль была привлекательной, но совершенно дурацкой. Во-первых, он не знал, где именно они расположились. Во-вторых, кто-нибудь (не обязательно Андерсон) непременно начнет отстреливаться. Это Техас. Местным нравится думать, что они до сих пор живут во времена лихих ковбоев и бравых стрелков.

Нет, лучше дождаться в засаде там, куда, по словам его гостя, Андерсон и компания могут приехать в любой момент и где он быстро положит их всех и уйдет безнаказанным; там, где на мили вокруг – ни единой живой души. Если гость сможет забрать свою убийственную отраву, когда Джек исполнит его поручение, все закончится хорошо. Если нет, Джек возьмет табельный «глок», сунет ствол в рот и нажмет спусковой крючок. Мысли о бывшей женушке, которой придется устроиться официанткой или швеей на перчаточную фабрику и вкалывать еще лет двадцать, грели душу, но не являлись решающим фактором. Он не хотел умирать так же страшно, как умирала мать, когда ее кожа лопалась при малейшей попытке пошевелиться. Вот он, решающий фактор.

Дрожа, словно в ознобе, он сел в машину и поехал к Мэрисвиллскому провалу. Луна, похожая на холодный белый камень, опустилась к самому горизонту. Джека трясло, колотило так сильно, что он пару раз выезжал на встречную полосу. Но это было не страшно; все фуры ездили либо по федеральной трассе, либо по шоссе номер 190. На проселочной дороге в этот безбожно ранний час не было никого, кроме Джека Хоскинса.