– Во-первых, квартира в Москве, на Маломосковской. Во-вторых, дом в Болгарии. Ну, и доля в нашей с Севкой компании. Продавай все. Доверенность я тебе напишу.

– Ты ведь невменяемый, какая доверенность?

Но он лишь отмахнулся:

– Ничего. Если цену сбросить, и у психа купят.

И Настя отправилась на разведку.

Квартира, как сообщили в домоуправлении, по-прежнему принадлежала Томскому. Кондрашова попыталась получить копию финансового лицевого счета. Но чиновницы сразу насторожились: «Вы его опекун? Или риелтор? К нам из полиции приходили, предупреждали: никаких сделок с квартирой без их ведома не проводить».

Настя стала выяснять, что с фирмой, некогда принадлежавшей Томскому и Акимову. Михаил утверждал: они с Севой – акционеры и совладельцы, Акимов единолично продать ее не может.

Впрочем, как выяснилось, тот ничего и не продавал – просто бросил компанию с пустыми счетами.

А всего хуже обстояли дела с любимой игрушкой Томского – тем самым домом в Болгарии. Он оказался оформлен – как положено по закону – на болгарское юридическое лицо. И восемь месяцев назад был продан.

Михаил, когда об этом узнал, в ярость пришел неописуемую. Брызгал в Настю слюной:

– Срочно лети в Болгарию! Разбирайся, как это могло случиться!!!

Ей и страшно было, и жаль его.

Молча протянула Томскому факс:

– Вот доверенность. Мне из Бургаса прислали. Сказали, ты сам ее выписал, на Акимова.

– Я? Доверенность?! Да разуй, к черту, глаза! Это не моя подпись!

– Значит, иди в полицию и доказывай, – вздохнула Настя. – В суд на Акимова подавай.

Она ожидала нового взрыва гнева, но Михаил вдруг умолк, съежился. Втянул голову в плечи. Вцепился яростно ногтями в лицо.

Настя ждала.

Наконец он опустил руки – на щеках остались царапины. Пробормотал:

– Нет, Настена. Спорить с Севкой в суде я не буду. У меня с ним другой разговор. И другие счеты.