Я и сам думал об этом. И чем больше думал, тем отчетливее понимал, что найду Беллу, только когда получу ответ на этот самый вопрос.

Кто-то явился ко мне в контору с просьбой. Молодой парень хотел оправдать свою покойную сестру и найти пропавшего племянника. Сперва нехотя, потом с растущим энтузиазмом я взялся за дело.

А теперь вот сам по уши увяз в грязище. Я не знал, кто приходил ко мне в контору, и за минувшие недели единственным конкретным результатом моих разысканий по этому делу стало то, что меня самого обвинили в двух убийствах, а мою дочку похитили.

Я прислонился к Люси, которая по-прежнему обнимала меня.

Одна ее рука скользнула мне на грудь. Вероятно, она решила, что я вконец обессилел и намерен сдаться. — Мы еще не закончили, — сказала она, дыша мне в ухо. — Ничего пока не закончилось. Мы никогда не перестанем искать Беллу. Никогда. И отыщем ее. Я обещаю.

Как Люси могла дать подобное обещание, было выше моего разумения, но пустые слова словно бы влили новую жизнь в мое оцепенелое сердце.

Я погладил ее по плечу, теснее прижался к горячему телу.

— Ты никогда мне не говорила, — сказал я.

— О чем, любимый?

— Никогда не говорила, что хочешь иметь детей. Я не догадывался до того дня, когда мы вместе с Беллой сидели в «Бебе» и я так скверно пошутил. Прости.

Она прижалась щекой к моей щеке. Новые слезы. Может быть, мои собственные.

— Думаю, ты все же знал, — сказала Люси. — Но считал за благо не говорить об этом, так как понимал, что единственный мужчина, от которого я хотела иметь детей, это ты. А ты их не хочешь.

Я повернул голову, чтобы поцеловать ее. Желание, захлестнувшее меня, коренилось в горе и отчаянии, которые грозили разорвать мне сердце. Я ловко умею производить романтическое впечатление, но редко испытываю такие чувства по-настоящему. На сей раз я их испытывал. С той секунды, когда одной рукой обнял Люси за шею, а другой искал ее грудь.

Я все чувствовал и все слышал. Частое дыхание Люси на своей шее, собственное страстное желание хоть ненадолго избавиться от кошмара, которым теперь наверняка станет моя жизнь.

Руки и пальцы дрожали. С трудом расстегнули рубашку и брюки. И развязали пояс, затянутый на талии Люси. А потом скинули нижнее белье, последнюю преграду в борьбе за временный покой. На холодном полу ванной комнаты.

Там было удобно?

Нет.

Хорошо?

О да, черт побери. Даже замечательно.

И я дал себе слово, что если мы живыми выберемся из хаоса, в котором находились сейчас, то я подумаю, не стать ли мне отцом ребенка Люси.