– Да ты что, Стольник? – недоверчиво пробормотал Герман. – Весь ум просидел, тюрьма отбила? Как ты себе это представляешь?

– Молча и нежно! – огрызнулся тот. – Большое дело – бабу шпарить. Тут и представлять особо нечего.

Удав зашелся хохотом, тараща свои карие, влажные глазищи:

– Москаль ты москаль, ну чому тоби тильки у школы вучылы?

Герман тупо оглянулся.

Альбина сидела, уткнув лицо в ладони.

– Да нет, глупости все это, – успокаивающе коснулся ее плеча. – Это уж они меня никогда не заставят…

– А тебя и заставлять не надо будет, понял, хрен в очках? – лениво протянул Стольник. – Ты что думаешь – будешь связанный полеживать, а мы тебе ее на болт насадим? Больно надо! Сам все сделаешь, сам…

– Да може, вин не хоче, – сердито сказал Удав. – Може, тоди и я на що сгожуся?

– Може, и сгодишься, – кивнул Стольник. – А все-таки мне желательно от самого нашего бедолаги ответ получить. Ты что из себя недоумка корчишь? Не понимаешь, что, если не ты, значит, все мы на ней потопчемся? Так ее заклепаем, что жива не будет.

– А ты не сдурел, Стольник? – подал голос только что вошедший Афганец. – Сам же говорил: заложники – наша «крыша». «Крыша», а не матрасы!

– Заткни пасть, Бирюк! – огрызнулся Стольник. – Ты раньше помалкивал – и правильно делал! Мне нужен этот фраер, понимаешь? Нужен с ручками и ножками! Ты посмотри на него! Ты что же, ничего не понял? Да я его насквозь, падлу, вижу. Та девчонка убитая, про которую он говорил, – она ему не чужая. Видел небось, как его било-колотило, когда о ней говорил? Хинган – это его рук дело, век воли не видать! И не зря он нам тех двух бычков сдал: побоялся, уйдут они от него, из рук выскользнут. Что-то я такое от вертухаев слышал, будто лепила наш сам себя, добровольно в нашу тошниловку на работу назначил. В такую-то дыру! Ишь, добрый доктор Айболит, он под деревом сидит, вы на него только поглядите! Небось с Хинганом расправился, а теперь грабки тянул к тем двум субчикам. Скажешь, нет? Да вы на его рожу посмотрите, ну?!

Герман резко отвернулся, пытаясь защититься от взглядов. Но, похоже, опоздал…

Да, можно было не сомневаться: ошеломленный этой нечеловеческой догадливостью Стольника, он сам себя выдал.

– Так вот, урки, слушайте меня: я этого умельца замазать хочу. И все, базар окончен! Мое слово. А если он сейчас опять из себя целку строить будет, то расстегивайте штаны, вынимайте свайки!

Герман рванулся вперед – и вдруг что-то обвилось вокруг него, прильнуло мягко. Опустил налившиеся кровью глаза – и встретился взглядом с Альбиной.

Она смотрела так…