– Пожалуйста, – прошептала, чуть шевеля губами. – Сделай это… чего они хотят.

– Бачь! – восторженно взвизгнул Удав. – Дивчинка сама хоче!

– Если есть проблемы, – негромко сказал Стольник, – можно попробовать ав-ав. Очень возбуждает. Или еще говорят, есть какой-то лягушачий минет. Никогда не испытывал, а как охота-а…

Он стоял совсем близко, и Герман ощущал волны мелкой, похотливой дрожи, сотрясавшей это жилистое тело.

Альбина спрятала лицо на груди Германа. Теплое дыхание пробивалось сквозь его одежду. Он ощущал шевеление губ и знал, что она по-прежнему шепчет:

– Пожалуйста… пожалуйста…

До какого же отчаяния надо дойти, чтобы просить его об этом!

Глуша в горле стон, Герман уткнулся в ее мягкие, растрепавшиеся волосы.

«Господи… – сердце колотилось как сумасшедшее, кровь болью отдавалась в висках. – Господи, помоги мне… помоги!»

– Давай, ну! – подзуживал Стольник. – Не тяни резину. И ты тоже не стой как деревяшка, зажигай мужчину!

Герман ощутил, как руки Альбины скользнули ему под пуловер, медленно потянули вверх. И вдруг она громко, отчаянно вскрикнула, ударилась головой в грудь Германа, зашлась слезами, неразборчивыми криками…

– Ладно, хватит!

Чья-то рука резко оторвала Альбину от Германа.

Девушка забилась, закричала. Герман метнулся вперед, опять схватил ее, прижал, пробормотал, глядя куда-то, но ничего не видя:

– Хорошо, я сделаю это, только не трогайте ее!

– Ничего ты не сделаешь, понял?

У Германа чуть посветлело в глазах, и он увидел Афганца, который стоял рядом, отстраняя Стольника:

– Хватит! Хватит, я сказал! Мы сюда зачем пришли? Чтобы взять свободу! Ты говорил, может, придется положить пару-тройку вертухаев, но ты не говорил, что придется девчонок насиловать. А это без меня, понял? Меня при этом не будет. И тебе не позволю!

Он толкнул Стольника к стене.

– Ты знаешь, почему я здесь? Мою сестру разложили на столе, в кафе, где она работала… пятеро таких же подонков, как ты!