Бо́льшую часть времени Фрэнсис проводила в стойлах. Ночи напролет она просиживала возле жерёбой кобылы, которая могла потерять жеребенка. Она стала уставшей и раздраженной. В результате болезни передохло много овец. Все шло наперекосяк. Не хватало ей еще играть роль психотерапевта для близких…

Лора все худела, но Фрэнсис в известной степени переложила эту проблему на плечи Маргариты и утешалась тем, что та все приведет в порядок. Почти каждый день Лора ходила в Дейлвью, но Фрэнсис в своих расчетах не учла, что та не может говорить с Маргаритой о причине своей анорексии — об отчаянной любви к Петеру, — поэтому француженка не знала истинной причины болезни. Фрэнсис не воспринимала эту «любовь» всерьез — обычное увлечение молодой девушки привлекательным молодым человеком. Всего лишь фаза в жизни Лоры, и больше ничего. Однажды это пройдет.

Фрэнсис упустила из виду, что у Лоры ничего не бывало «обычным». Душа девочки слишком пострадала, чтобы спокойно воспринимать жизнь и ее разочарования. Лора так и не смогла преодолеть травму, вызванную страхом бомбардировок; никогда не заживет и боль от потери матери. Она страдала от разлуки с Марджори, которой писала длинные письма, хотя та редко на них отвечала. Лора цеплялась за идею большой любви к Петеру с той же фанатичной страстью, с какой в свое время привязалась к Уэстхиллу.

Петер с любовью относился к Лоре и помнил, что обязан ей жизнью; но в его глазах она была ребенком, и он обращался с ней как старший брат со своей младшей сестрой. Своими лечебными голоданиями, новыми платьями и внезапно проснувшимся интересом к высокой литературе Лора изо всех сил старалась стать в его глазах взрослой женщиной. Все теперь для нее зависело от Петера и его любви к ней. Она была готова голодать из-за него хоть до самой смерти.

Виктория тем временем металась между эйфорией и летаргией. Она или сидела молча в углу, или впадала в экзальтированное веселье — и тогда начинала болтать без умолку, громко и резко смеяться, закидывая голову назад; при этом ее волосы развевались в разные стороны. Волосы, кстати, она теперь почти всегда оставляла распущенными, как это делают молодые девушки. Фрэнсис считала это глупостью, пусть даже соглашалась с тем, что Виктория все еще была привлекательной женщиной. Но она уже приближалась к пятидесяти, и Фрэнсис было неприятно наблюдать ее кокетство, ее хлопанье глазами, ее платья с вырезами. Витория вдруг стала носить одежду, которую годами не надевала: платья из шелка и кружев, которые в простом фермерском доме казались совершенно неуместными и которые она носила еще в те дни, когда безуспешно пыталась вернуть любовь Джона Ли.