– Либ, это не имеет никакого отношения к истории! Я ведь не знал, что ты меня любишь!

– Это имеет отношение к моей истории! В течение восьми столетий мы путешествовали вместе. Потом меня убили – по моей собственной неосмотрительности. Некоторое время спустя Лазарус и его сестры кремировали меня и развеяли прах в атмосфере старой доброй Терры – по такой траектории, чтобы он осел в той местности, где я родился. Лазарус, их это как будто ничуть не удивляет. Они мне не верят?

– Конечно, верим, – вмешалась я. – Но то, что ты рассказываешь, для нас не новость. Чего мы не знали – это того, что ты жива и стала женщиной. Перевоплощение?

– Да нет! Перевоплощение – это чепуха.

Меня охватило раздражение. С тех пор как после смерти мамы Джейн я привела свои мысли в порядок, мне не нравится, когда по этому поводу высказываются так категорически.

– У тебя есть доказательства? – перебила я.

– Дити, я задела твои чувства?

– Нет, Либ, не задела. Я спросила, есть ли у тебя доказательства.

– Ну… нет. Но если это допустить, то я, по-моему, смогу показать, что это приводит к противоречию.

– Доказательство от противного? Это опасная штука, Либ. Спроси Георга Кантора[114].

Либ рассмеялась:

– Ну ладно, не буду высказывать никакого мнения, пока кто-нибудь не представит мне надежных доказательств – или за, или против.

– Я-то надеялась, что у тебя есть доказательства, Либ, потому что ты уже была мертва, а я нет. По крайней мере, не помню такого.

– Но и я не помню, как была мертва. Просто страшный удар в спину… Потом какие-то сны, которых я не могу вспомнить… Потом кто-то терпеливо спрашивает меня снова и снова, кем я хотела бы быть – мужчиной или женщиной… И наконец я немного пришла в себя и поняла, что спрашивают всерьез, и ответила: «Женщиной»… А потом много дней мне задавали тот же вопрос по меньшей мере раз в день… А потом я однажды вечером уснула, а утром проснулась женщиной. Это меня удивило гораздо меньше, чем то, что, как выяснилось, прошло пятнадцать столетий. Быть женщиной представлялось мне совершенно естественным. У меня сейчас пятеро детей – то есть рожденных детей, а вообще-то, я произвела двадцать одного, и один был пересажен в меня одним из моих потомков. Лазарус, а когда ты-то собираешься сделать мне ребенка?

– Когда греки начнут считать годы по календам[115].

– Либби, прелесть моя, когда ты захочешь это устроить – если только не шутишь, – спроси у меня.