Он выключил аппарат, побродил вокруг машины и вздохнул.

— Нет, я понимаю, там у них сейчас неразбериха, суета. Будут объясняться, подтверждать полномочия. Каждый одеяло на себя, каждому хочется снять пенки… А у тебя совсем туго?

— Туго, — сказал Самохин, чуть ослабляя живот.

— И вид у тебя нездоровый, дышишь плохо и лицо какое-то красное… Давление, что ли?

— Нет, это от стыда.

— Нам-то чего?.. Мы тут то грибы собираем, то просеки чистим… Один с сошкой, семеро там, с ложкой… Давай так. Пока руководство разбирается между собой, я тебе одного опера дам. Помогу по старой дружбе…

Самохин забрал у него космический телефон и ушел в болото, на свою кочку. Секретный телефон

Липового отозвался лишь с третьей попытки — видно, харизматическая личность была слишком занята.

Старые разведчики, включая даже больного смершевского сексота Добша, нравились тем, что никогда не кричали, не впадали в истерику и не делали разноса. Они могли говорить жестко и страстно относительно времени, политики и самих политиков; возмутить, поколебать их спокойствие могли события только глобальные, и они никогда не позволяли себе выплескивать сиюминутные эмоции в отношении своего подчиненного, в том числе и положительные.

— Мне уже доложили, — спокойно сказал Липовой. — Как и почему удрал от Баринова, расскажешь потом, лично. А сейчас хочу знать из первых уст самое главное из того, что произошло. У меня очень мало времени.

— Сума нищего у меня, — как можно тише сказал Самохин и все-таки с оглядкой.

— Давай без иносказаний, открытым текстом. Нас никто не слушает.

— Я и говорю открытым.

— Что это значит — сума у тебя?

— Двенадцатилетний прогноз пророка. Адмирал соображал быстро, верил на слово, но пошел не в ту сторону.

— Ты что, отнял его у Ящера?

— Он сам отдал.

— Вот так взял и отдал? Без контракта? Без требований?

— Нет, одно условие есть.

— Всего-то? Надеюсь, это не МИД?