Из Брубера вышел бы неплохой штурман. Он деловито указывал «направо», «налево», «осторожно, тупик». Мы петляли по Городу как заправские таксисты. Но однажды он забыл скомандовать «вверх».
По флаеру что-то жестко хлестнуло. Как назло, в этот момент я влетел в туман и потерял горизонт. Я сбавил скорость, потянул штурвал, но машина не подчинялась. Флаер принял еще один удар, потом еще…
– Допрыгались… – это было последним, что я услышал перед падением. Говорил, по-моему, Вейлинг.
Несколько секунд нас страшно трясло и швыряло во все стороны. Переваливаясь с ветки на ветку, флаер быстро добрался до того, что в туристическом путеводителе назвали бы поверхностью, но в действительности это было болото.
На нас навалилась тишина.
– Все живы? – спросил я.
– За всех не поручусь, но я, кажется, жив, – сказал Брубер и стал ощупывать локти и колени. – Даже цел, как ни странно.
Сзади заохали. Я отстегнул ремни и обернулся.
– Профессор?
– Жив, – прошептал Цанс. Он сидел недвижно, с закрытыми глазами, крепко вцепившись в подголовник моего кресла.
– Вейлинг?
Трехэтажный мат в мой адрес был признан на тот момент лучшим ответом.
– Вылезаем, – скомандовал я. – И не забываем вещи.
Поочередно мы выбрались на обрубок правого крыла. Судя по осадке здесь было не глубоко – не больше полуметра. Левое крыло застряло где-то наверху в ветвях.
– Мы не горим? – спросил Брубер, принюхиваясь.
Над двигателями начинал струиться голубоватый дымок.
– Горим, – кивнул я.
Все как по команде попрыгали в воду и побежали. Первым бежал Вейлинг. Не размышляя, куда он бежит, мы следовали за ним. Таким образом пробежали метров пятьдесят, пока флаер не скрылся за болотным кустарником.
Вейлинг, задыхаясь, рухнул на какой-то куст. Если бы он рухнул от бессилия, то не выбрал бы куст, а упал бы, где стоял – в воду. Брубер подковылял, держась за сердце. Последними подошли мы с Цансом. Одной рукою я поддерживал престарелого профессора, в другой тащил рюкзак с походным барахлом. Почему-то я заранее решил, что вернусь на турбазу не скоро.
Этого следовало ожидать: как только мои бывшие пассажиры пришли к выводу, что кроме синяков и ссадин, других повреждений у них нет, они устроили мне разбор полетов.