Первое: убийство не может быть самоцелью. Второе: убийство не может быть способом сведения счетов. Третье: убийство не может быть средством запугивания. Четвертое: убийство не может быть способом решения той или иной проблемы. Пятое: убийство не может быть наказанием. Шестое: убийство не может быть условием научного эксперимента. Эти довольно четкие формулировки получили в шестидесятые годы название «шести запретов Базотти — Балаша» и даже обсуждались на каких-то форумах по правам человека. Но из шести запретов логически вытекает, что во всех остальных случаях убийства допустимы. И это плохо. Не хочу думать за убийц, но уверен, что можно насочинять еще десяток совершенно злодейских мотивировок, не подпадающих под вышеперечисленные запреты. Как говорится, всего не предусмотришь. Поэтому я придумал собственную формулировку. Она короткая и очень простая. Я заменяю заповедь «Не убий» на заповедь «Убий как можно меньше». Для обычных людей это одно и то же, потому что меньше всего — это и есть ноль убийств, и обычные граждане могут себе такое позволить. Для нас, профессионалов, все немножечко сложнее.

— Понятно, — вклинилась я наконец, — но это не ответ на мой вопрос.

— А ты погоди, — сказал Сергей, — я же лекцию читаю и просил не перебивать. Вопрос очень серьезный. Принципиальный вопрос. Так вот.

В математике существует такое понятие — асимптота. Прямая линия, к которой бесконечно приближается кривая некой зависимости. И в природе, в реальной жизни, есть очень много асимптотических процессов. Полное отсутствие убийств — это и есть асимптота, нулевая отметка, ось координат, мы никогда ее не пересечем. Но бесконечно приближаться к цели не только можем, но и должны. Пока же стремление рвануть к нулю по прямой вызывало либо жуткие колебания по синусоиде, либо вообще пугающе быстрый взлет по экспоненте — вперед и вверх, к концу света…

— Серега, — сказала я ему, — какой же ты зануда! Тебя спросили, как поживаешь, а ты и впрямь рассказывать начал.

— Сейчас обижусь, — надулся он, на самом деле едва скрывая улыбку. — Это же гениальная концепция.

— Все гениальное — просто, — подколола я. — А у тебя какая-то заумь пошла.

— Ну, это просто ты очень-очень глупая девочка.

Примерно так и закончился тот исторический разговор. Потом мы стали целоваться, потом я вспомнила, что кое-чего мне еще нельзя, а вот сигарету и фужер коньяку — запросто. И меня это порадовало. Представляешь, порадовало! Хотя еще полчаса назад жить не хотелось. Так что я, кроме шуток, наш разговор историческим назвала. И помню его до сих пор. И верю в эту его концепцию. По одной простой причине: мне тогда сразу — понимаешь, сразу — расхотелось убивать.