Плакать я, конечно, не стал, и на обратной дороге понял однозначно: с Мамзара красную точку можно теперь удалять смело.
В тот же день за обедом случился примечательный разговор между Наташкой и Костей.
— Слушай, Костик, — остановила она входящего в зал Чижова нежно беря его за руку (она всех так нежно брала за руку, будто не поговорить собиралась, а прямо тут же и уложить на себя. Впрочем, Костика она, должно быть, и в самом деле укладывала уже). — Слушай, помнишь ту бракованную дискету, которую ты хотел выбросить, а я забрала на всякий случай?
— Это которая не отформатирована была? — уточнил Костик.
— Ну да. Так я тут в одном магазине попросила её в дисковод вставить — все нормально, дискета как дискета. Так что у нашего портье просто компьютер на керосине. Так ему можешь и передать…
Ё-моё! Так значит, дискета, отправленная мною Спрингеру, попала к Наташке чисто случайно. Все-таки она была из той, Костиковой партии и уже как раз не случайно оказалась идентичной остальным. Но! Внимание. Есть как минимум три варианта. Первый, самый простой: пуганая ворона куста боится, то есть дискета действительно бракованная или просто чистая, и значит, Спрингеровский Центр занимается сейчас полной ерундой. Второй вариант: Наташка, а возможно, и Костик не ведают, что творят, они являются не более чем орудием в руках третьего лица. И наконец, последний вариант: они оба в сговоре. Уж очень что-то громко идет их беседа и в такой непосредственной близости от меня!
Голова у меня мгновенно вспухла, и вечером я включил в донесение повторный запрос о дискете, так как ответ по экспертизе до сих пор не пришел. И настроение и самочувствие было отвратительным, может, ещё и потому, что у нас полностью закончилось спиртное — вылакали и джин и виски — только две последние баночки пива грустили в холодильнике. Для чего мы с Пашей их берегли — не понятно, но то, что вечером от такой дозы не развеселишься, было очевидно, уж лучше перед обедом — махнуть для аппетита. Да, оставался ещё Белкин НЗ — три баночки джин-тоника, но покусится на него — это страшный грех.
Все челноки готовились терпеть со спиртным до «фри шопа» на обратной дороге, а я-то, конечно, мог себе позволить. В любом пятизвездочном отеле за сумасшедшие деньги — что-то вроде ста баксов за пятьдесят граммов ординарного виски! — наливали без ограничений. Но поступить так было бы не просто глупостью, а тройным преступлением: это бы означало засветить свое богатство, оторваться от коллектива и утратить бдительность — все одновременно. Я не пошел пьянствовать в бар ближайшего «Хилтона» на берегу пролива, я просто рано лег спать в тот вечер, тем более что у Белки как раз случился первый день и в нашем трехсуточном сексуальном запое была поставлена естественная физиологическая точка.