— А может быть, все-таки поедешь с нами? Прямо сейчас, — предложил Циркач с грустной безнадежностью в голосе.

— Бред, — возразил я. — Ей же ещё в аэропорт.

— Ну, так мы её и отвезем, — упорствовал Борька, совсем ошалевший от любви.

— Отставить, Циркач, — сказал я тихо, но строго. — Не хватало ещё засветиться в аэропорту перед самой ответственной операцией.

— Вообще-то к восьми я успеваю, — сообщила Моника. — Так что, может, и подойду прямо к вам. А если нет, буду ждать в кафе слева от центрального входа в «Пергамон». Это очень знаменитый музей на острове, вы должны знать.

— Да, — сказал Циркач, — я знаю, где «Пергамон».

— Ну, тогда я не прощаюсь? — спросила Моника. — Увидимся. А сейчас — побегу. Ладно?

И мы не попрощались.

Только Циркач догнал её, обнял порывисто и они замерли в поцелуе на добрых полминуты.

— Маньяк, — проворчал я, когда Борька вернулся к нам. — Вечера дождаться не можешь?

Вопрос был риторический, Циркач промолчал. Но Пиндрик вдруг нахально поинтересовался:

— А деревянная нога не мешает во время этого дела?

Циркач даже не обиделся:

— Да ты что?! Только добавляет остроты ощущений. И не деревянная нога, а культя. Протез же она отстегивает. Вы себе не представляете, мужики, какая это обалденная девчонка! У меня такой ещё ни разу не было?

— Предлагаешь и нам попробовать? — ещё наглее спросил Пиндрик.

— Доиграешься у меня, — беззлобно отмахнулся от него Циркач.

— А по поводу того, что у тебя такой ещё не было ни разу, — заметил Фил, — мне кажется, ты про каждую так говоришь.

— Наверно, — не стал спорить Циркач, — но Моника…

— Наш Борька бабник, наш Борька бабник! — традиционно подпел Шкипер. Он всегда дразнил Циркача этой популярной песенкой.

После случайной, но такой удачной встречи с Моникой, настроение было у всех отличное.